Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [171]

Открытую реакцию я применил и для получения других ядовитых веществ и изучил влияние других катализаторов и т. п., но почти все сделанные работы представляли государственный секрет, и потому не могли быть опубликованы.

В Лаборатории Высоких Давлений Академии Наук под моим руководством работали 12 человек: Н. Орлов, Г. Разуваев, Б. Долгов, А. Петров, И. Андреевский, В. В. Ипатьев (младший), Лихачев, М. Белопольский, Б. Муромцев, В. Николаев, О. Звягинцев и И. Богданов, и нам удалось опубликовать более 20 научных экспериментальных работ, сделанных за этот год. Было очень приятно руководить этими работами, потому что все сотрудники с большим энтуз'^мом работали целые дни

до позднего вечера над интересными каталитическими реакциями, — большею частью под давлением, — как с органическими, так и неорганическими соединениями.

Большое удовлетворение я получил от работ с Б. А. Муромцевым, которому удалось при высоких давлениях и температурах выделить из растворов великолепные кристаллы окислов алюминия и окиси хрома, при чем реакцию пришлось вести в золотых и платиновых трубках.

Мой друг С. Матиньон не раз просил присылать ему мои работы для доклада в Академии Наук и для напечатания в' парижских “Compts Rendus”, но я все таки большею» частью оставался верным берлинским “Berichte”.

Мой сын Владимир работал над вытеснением металлов из растворов солей; он сделал в 1928 году интересную работу по вытеснению из азотно-кислого свинца водородом 3-х кристаллических видоизменений окиси свинца: белой, желтой и оранжевой. Видя в нем способность к изучению физико-химических явлений, я решил посоветовать ему сосредоточиться на изучении реакций вытеснения металлов и их окислов главным образом с теоретической точки зрения, прилагая для сей цели все возможные известные физико-химические методы. Кроме того, моя всегдашняя мечта была командировать его заграницу, в Германию, для дальнейшего усовершенствования в научной работе. Так как сын был принят в ГИПХ для работы в моей Лаборатории Высоких Давлений, то мне представлялось очень желательным получить от правления Института поддержку в моих хлопотах об его командировании заграницу. Я сам был членом Совета ГИПХ’а и имел в нем решающий голос, но так как дело шло о моем сыне, то я счел более удобным не присутствовать в Совете при обсуждении этого вопроса, причем я заранее предупредил политического комиссара Дашкевича (помощника директора академика Курнакова), что все расходы по командировке я беру на себя и во время его отсутствия из СССР нет надобности сохранять ему содержание.

Мне в голову не могла придти мысль, что Совет не поддержит моей просьбы. Но в действительности оказалось иначе.

Одним из членов Совета, кандидатом в коммунистич. партию, Мацюлевичем (приват-доцент Ленинградского Университета) было высказано решительное возражение против командировки «папашкина сынка» заграницу, когда более способные молодые люди, вышедшие из пролетариата, заграницу не посылаются. Подобное противодействие со стороны этого господина не встретило сочувствия среди других членов Совета, главным образом профессоров химии; но так как Дашкевич был безвольным человеком и подпал всецело под влияние Мацюлевича, то он тоже не стал поддерживать мое ходатайство, и председателю Совета, академику Курнакову пришлось оставить этот вопрос без окончательного разрешения, хотя все остальные члены Совета (5 или 6) безусловно стояли за посылку моего сына заграницу, мотивируя свое мнение, что сын в своих напечатанных работах проявил способность хорошего химика.

Когда я на другой день узнал о результатах обсуждения этого вопроса, то я взял телефонную трубку, вызвал Дашкевича и заявил ему в самой решительной форме, что я настаиваю на том, чтобы Совет сегодня же в экстренном заседании дал определенный ответ, может ли Совет ходатайствовать о посылке сына за мой счет заграницу с научной целью, или нет. В случае отрицательного ответа, я немедленно подам рапорт об отставке и сообщу высшему начальству об этом инциденте. Я добавил, что возражения Мацюлевича базируются на его неприязненном ко мне отношении, которое явилось результатом моего критического отношения к его предположениям по строительству Глобинского Завода во время войны 1914 года.

Уже во время телефонного разговора Дашкевич старался меня успокоить и пообещал в тот же день дать мне ответ. И действительно через несколько часов я получил сообщение, что Совет постановил ходатайствовать о командировании моего сына заграницу. Интересно прибавить, что один из членов Совета мне потом сообщил, что хотя Совет и решил ходатайствовать, но это вряд ли поможет, так как все равно ГПУ не пропустит эту командировку, потому что Мацюлевич решил представить дело таким образом, чтобы она не состоялась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

МОИ ОТНОШЕНИЯ К БАЙЕРИШЕ ШТИКШТОФ ВЕРКЕ

В апреле 1928 года я опять поехал в Берлин продолжать свои работы по окислению фосфора. К. Ф. Фрейтаг без меня продолжал работы соответственно данной мною программы. Директора Франк и Каро не знали о существовании подобной программы, где была указана мною необходимость изучения действия щелочей, как в каталитических, так и в молекулярных количествах на ход окисления фосфора. Уже мои первоначальные опыты показали, что при этом образуются соли фосфорной кислоты и реакция окисления идет до конца. Франк и Каро предложили Фрейтагу также испробовать окисление фосфора в присутствии водного аммиака. Последние опыты были сделаны до моего приезда, и была получена аммиачная соль фосфорной кислоты, являющаяся универсальным удобрительным средством, так как содержала в себе и азотистое, и фосфорное удобрение.