Жизнь номер 2016: Песни девочки не со звёзд - [30]

Мужчина вытянул руку.

— Ганс!

— Мика.

Я пожала протянутую ладонь — крепко, как только смогла, изо всех сил стараясь произвести впечатление. Его ладонь была большая, сухая и тёплая.

— Не думай, я украинец. Просто уехал в Германию, по делам. Так что, я вовсе не Ганс.

Странный мужчина! «Я Ганс, но я вовсе не Ганс! А кто, тебе знать ни к чему!»

Но глаза у него были добрыми, голос мягким, а от рук исходило тепло.

— Присядем? — он показал на скамейку.

Я села, и он опустился рядом — так близко, что соприкасались наши тела.

— Как тебе здесь?

— В лагере? Ничего… Лучше, чем в интернате.

— Да… Тут природа… — Ганс облизнулся и погладил меня по спине. — Ты ведь растёшь! Девочкам нужен солнечный свет, иначе не будет гормонов.

Я не знала, что на это сказать. Просто сидела, подняв глаза к небесам, и пялилась на узоры из листьев. Кроны качались, узоры складывались в причудливые фигуры: птиц, людей и диковинных рыб…

— Да… А гормоны нужны… И питание. Вон ты какая худая! — он положил мне на ногу ладонь. От неё шло тепло. Но по спине всё равно побежали мурашки. — Какая холодная! И гусиная кожа! — ладонь начала двигаться вверх и вниз. — Шерсть поднимаешь? Пушишься? Хочешь меня напугать?

Шерсть? Что он несёт?

Ганс странно смеялся: «Ик… Ик… Ик…», а я всё смотрела на ветки.

— Не бойся… Я ничего плохого не сделаю… — скользнув по внутренней части бедра, рука забралась в промежуток между ногой и штаниной шорт. — Только хорошее…

Острые кленовые листья… Вот кролик, а рядом с ним — волк. Кажется, кролик попался.

Рука расстегнула верхнюю пуговку — самую большую на шортах. Я заелозила задницей по скамейке — в тонкую кожу впились занозы.

Порыв ветра. Кролик принялся убегать.

— Ты чего? Разве никто так не делал?

Ветер кончился, кролик застыл.

Тянуло внизу живота, как бывает, когда летишь вниз на качелях.

Рука расстегнула пуговки на ширинке — одну за одной, и забралась внутрь.

— Шлюшка! Ты даже не носишь трусов!

Пальцы раздвинули плоть и погрузились. Ганс застонал.

Вот долбоёб! Презираю мужчин!

Сделав десяток неловких движений, Ганс вытащил руку. Между пальцами вытянулись прозрачные нити. Он с наслаждением их облизал.

— Было приятно? Теперь твоя очередь!

Он встал, расстегнул ширинку и вытащил свой драгоценный прибор. Провёл скользким пальцем по моим плотно сжатым губам.

— Ротик придётся открыть…

Я не послушалась, и Ганс ударил наотмашь. Из носа закапала кровь. Я инстинктивно открыла рот, и сразу же внутрь проникла чужая твёрдая плоть.

Теперь я не видела клёнов. Перед глазами был только живот. Кучерявые волосы лезли в глаза.

Ганс двигался, стараясь проникнуть поглубже, а я задыхалась. Из носа стекали два ручейка.

— Сопливая сучка!

Рука легла на затылок. Я упёрлась кулачками в живот.

— Сучка!

Я сопела. Лопались красные пузыри. На рубашку из носа летели кровавые брызги.

— Сучка!

Ганс прижал мою голову, вдавив нос в живот, и застонал. Мне было нечем дышать.

Я билась в конвульсиях, тщетно пытаясь вдохнуть. «Кашляла», беззвучно трясясь, содрогаясь от рвотных позывов.

Воздух! Воздух! Воздух!

Хоть бы глоток!

Рёбра дёргались, стараясь продлить мою жизнь.

Глоток!

Грудь обжигало, как будто в меня налили свинца.

Глоток!

В голове зашумело, и перед глазами взорвался миллион разноцветных салютов. Ненавистный мир исчезал, я скользила в блаженную тьму…

— Эй, ты чего!

Перед глазами снова был кролик из листьев. Я лежала на лавочке, запрокинув голову вверх.

— Солнышко, всё хорошо?

Воздух… Полные лёгкие…

Солнышко? Я на него не похожа. Скорее уж, на Луну — пустынную, мёртвую, бледную. Во рту чужой мерзкий вкус, в носу запах крови и рвоты. Под задницей какая-то мокреть.

Я посмотрела вниз.

На шортиках расплывалось пятно, и падали капли.

— Описалась, Солнышко… Ничего… Постираешь… — слова убаюкивали, как милые бредни Мурлыки. По коже бежали холодные волны. Я вновь начала скользить в темноту. — Стирать только шорты… Ты ведь не носишь трусы… Чёртова шлюха! — ласковый голос сорвался на визг. Страшный удар по лицу отбросил назад, на спинку скамейки. Из носа хлынула кровь.

Всё было красным: одежда, ладони, скамейка. Руки скользнули по планкам, и я свалилась на землю. Поползла, сдирая коленки, пытаясь сбежать.

В шортики что-то вцепилось. Руки и ноги оторвались от земли. Я сделала несколько странных движений, как будто котёнок, взятый за шкирку. Потом равновесие исчезло. Я шмякнулась вниз, на ладони, выскальзывая из шорт. Они съехали до колен, но не слетели. Я ползла, путаясь и пытаясь их скинуть, заливая кровью дорожку.

— Куда собралась, обоссыха?

На ладонь наступила огромная лапа. Я завизжала от боли, задрав голову вверх. В лицо ударила струйка мочи…

— Мика… Микочка…

Я открыла глаза.

Мурлыка — в ореоле из яркого света.

— Мика…

Я на террасе старого корпуса, свернулась клубочком средь белых колон. Вместо тела — сгусток из боли. Омерзительный привкус во рту.

Я приподнялась на ладонях. Голова закружилась. Меня вырвало прямо на руки. Во рту стало гаже.

Я вдруг подумала, что теперь из желудка, прямо мне в рот, выплеснулись частицы НЕГО. Вспомнила, как ждала нашей встречи и надеялась произвести впечатление.

Меня снова начало рвать, но было нечем. Я только кашляла и задыхалась. Мурлыка сидел в стороне, боясь ко мне прикоснуться.