Жизнь наверху - [39]

Вошла Сьюзен; щеки у нее пылали. Она вела Барбару за руку. Свободной рукой Барбара прижимала к себе мишку и куклу-урода и улыбалась во весь рот. Лицо у нее было измазано томатным соусом.

— Будь добр, поговори со своей дочерью,— сказала Сьюзен.— Это настоящий маленький змееныш.

— Охотно верю,— сказал я.— Шум битвы достиг моих ушей. Что она натворила?

— Она ударила Хэлин и Вивьен. А потом спихнула Линду со стула.

— Поди сюда,— сказал я Барбаре.— Теперь слушай меня. Ты очень скверная девочка. Хэлин, Вивьен и Линда наши гости. Нельзя быть грубой с гостями.

— А ты же мне велел,— сказала она.— Ты мне велел.

— Нет, детка. Я сказал тебе только, что ты не должна быть размазней.

Я лгал — я сказал ей не так. Это была незначительная ложь, но тем не менее все же ложь.

— Я очень тебя люблю, малышка,— сказал я. Вот это по крайней мере было правдой.— А ты постарайся быть хорошей девочкой ради своего папы. Поди извинись перед своими кузинами. Обещаешь? Ради своего папы.

— Да, папа.— Улыбка сбежала с ее лица.

— Ну, беги играй, малышка.

— Ей уже пора отправляться в ванну,— сказала Сьюзен.

— Да, конечно,— сказал я.

Я видел, что Барбара вот-вот расплачется, и, обхватив ее рукой, прижал к себе. Мне хотелось ее утешить, но я почувствовал, как случалось уже не раз, что это не я ей, а она мне приносит утешение, она охраняет меня от разных зол и напастей. Не она льнула ко мне, а я к ней. Я искал защиты у моей маленькой дочки, потому что я боялся. Боялся, сам не знаю чего. Я мягко отстранил ее от себя.

— Ты моя славная, хорошая девочка,— сказал я.— Ты не будешь больше плохо себя вести.

Она энергично помотала головой и выбежала из комнаты.

— Он ей во всем потакает, и она делает все, что ей вздумается,— сказала Сьюзен.— Она может обвести его вокруг пальца и великолепно это знает.

— Не говори так,— сказала Сибилла.— Ты даже не знаешь, какая ты счастливица.— Она не без кокетства поглядела на меня.— Я готова в любую минуту поменяться с тобою мужьями, моя дорогая. Джо труженик, и он живет для детей. А Марк не знает ничего, кроме своих удовольствий — своих пошлых, мерзких, грязных удовольствий.

— Могу себе представить,— сказала Сьюзен.

— Нет, ты не можешь. Твой муж не волочится за каждой юбкой, твой муж любит свою жену и своих детей, у твоего мужа есть чувство ответственности перед семьей. Марка же всю жизнь швыряет из стороны в сторону. Из одного города в другой, от одной работы к другой, от одной скандальной истории к другой — ему все нипочем. Он очень многого мог бы достичь, если бы захотел, он ведь так умен и обаятелен. Но он не желает себя утруждать, и любой усердный тупица опережает его. О господи, мне уж кажется порой, что я была бы рада, если бы он не был таким способным и таким обаятельным, черт его побери! Была бы рада, если бы все на свете не давалось ему так легко. Была бы рада, если бы он был просто честным работягой, как Джо.

— Благодарю вас,— сказал я.

Но она меня, по-видимому, не слышала.

— Как ты думаешь, чем он занят сегодня вечером? Стреляет из лука! Он уже был дома, прочел мою записку, но не обратил на нее ни малейшего внимания. Поел хлеба с сыром и отправился в кабак, где теперь пьет пиво, стреляет из лука и якшается со всяким сбродом и где все его, конечно, обожают. Еще бы, это же им льстит — ведь он «настоящий джентльмен».

Она презрительно подчеркнула эти два слова — совершенно так же, как я сам когда-то.

— Не злитесь и не расстраивайтесь понапрасну, дорогая,— заметил я.— Марк совсем не так плох.

— Вы всегда стоите друг за друга,— сказала она.— Я сама стояла за него горой десятки и сотни раз. Но теперь с этим покончено. Я вижу его насквозь. О господи, я просто не знаю, что мне делать.— На этот раз в ее голосе прозвучало подлинное отчаяние.

— Ей-богу, вам надо выпить,— сказал я.

— Мне надо забыться,— сказала она.— Забыться, отдохнуть как следует. Я так устала от вечных оскорблений и обид.

— Ты можешь остаться у нас, если хочешь,— предложила Сьюзен.— Комната Гарри теперь свободна, можно поставить там раскладную кровать.

Она быстро, оживленно начала рассказывать, как все можно отлично устроить; получалось так, будто я всю жизнь только и мечтал спать на кушетке и поселить в своем доме Сибиллу с ее Толсторожими Крикушами. А сама она отнюдь не была в таком восторге, когда я как-то на днях предложил пригласить дядю Дика и тетю Эмили погостить у нас в субботу и воскресенье.

— Ты ничего не имеешь против, Джо?

— Нет, конечно,— сказал я.

— И Герда остается до пятницы, так что мы все сообща отлично сможем присмотреть за ребятишками.

Я открыл жестянку с арахисом.

— Ну разумеется, дорогая. Рад буду помочь.

— Вот и прекрасно. Значит, решено.

— Ты бы все же спросила сначала Сибиллу, хочет ли она у нас остаться.

Сибилла сказала жеманно:

— Ты так добра, Сьюзен… Но я думаю, что лучше не стоит. Я должна обдумать все и решить в холодном, трезвом свете дня…— Она поднялась.

— Просто не знаю, что бы я делала без вас эти последние дни. Да благословит вас бог, вас обоих.

Внезапно она снова разрыдалась.

— Как бы я хотела умереть! — восклицала она.— О, как бы я хотела умереть!

Сьюзен обняла ее.