Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. - [5]

2. Англо-американские войска обозначают себя прежними сигналами.

АНТОНОВ»

* * *

Военному прокурору 8 гв. танковой армии

гв. полковнику юстиции

тов. Стукову

Политдонесение

18 апреля 1945 г.

Доношу, что военных комендантов в р-не наступательных действий корпуса нет и командиром корпуса военные коменданты в населённых пунктах на участке действий корпуса также не выделены, так как в этом и нет никакой необходимости, потому что ни одного гражданского человека в занимаемых нами сёлах нет, а потому данный пункт плана работы мною не выполнен.

Военный прокурор 11 кмк

подполковник юстиции САЛТЫКОВ

3. В штабе дивизии

(инструктаж перед переправой)

К 10 часам я вместе с радистом полка был вызван в штаб дивизии.

По измученному виду и красным воспалённым глазам было видно, что и начштаба дивизии полковнику Кириллову, и начоперативного отделения подполковнику Сергееву – как и всем в эти дни, приходилось туго. Кириллов собирал на столе какие-то листки, схемы…

– Товарищ полковник! Командир 56-й отдельной разведроты 138-го стрелкового полка старший лейтенант Федотов и радист полка Якимшин прибыли по вашему приказанию!

– Федотов! Ты в лицо командующего знаещь?

– Никак нет. Не приходилось,- ещё не врубаюсь я.

– Ждём гостей. Сам командующий вместе с командиром корпуса прибудут в дивизию для личного ознакомления с новым рубежом, чтобы непосредственно оценить положение дел на плацдарме и получить свежие данные о системе обороны немцев. Генералов особенно беспокоят огневые точки, оборудованные в опорах разрушенного моста, откуда немцы из крупнокалиберных пулеметов обстреливают оба берега, ведут корректировку огня для артиллерии и авиации. Нашей артиллерии пока никак не удаётся их подавить.

Полковник Кириллов – спокойный, сосредоточенный, ладно сбитый блондин. Тонкий, интеллигентный, осторожный.

Видна выправка. Кадровик! Он избегает что-либо решать самостоятельно. Даже в боевых условиях умудряется «с ходу» не подписывать ни одной бумаги. Каждую бумажку он рассматривает как коварнейшую мину с сюрпризом, словно, если упустит там какую-нибудь запятую, то тем самым подпишет себе смертный приговор, самые ответственные проверяет два, а то и три раза.

В то же время он талантливый штабной офицер. Начальник штаба Божьей милостью! А всего по званию полковник, на четвёртом году войны.

Как с иронией высказался Кириллов, сам он попал под «колесо истории», о чём рассказал при мне командиру и прокурору дивизии.

…Дивизия внезапно, с небольшими потерями взяла город и продвинулась на запад. Только что была получена одобрительная шифровка Верховного Главнокомандующего, отметившего наш успех, и мы знали, что завтра прозвучим в приказе командующего фронтом, и поэтому все были радостно возбуждены.

Немцы обстреливали, город горел, и даже в подвал, где размещался НП, проникал дым и доносился шум боя.

Полковники и Полозов распили пару бутылок водки и вина по случаю боевого успеха, и Кириллов рассказал, как неудачно сложилась его судьба, поглядывая при этом на Полозова: мол, вот контрразведка и без меня все это знает и не даст соврать, а может, хотел уловить его внутреннюю реакцию.

«Занятый срочными важными делами, командарм поручил мне составление и посылку телеграммы своей супруге, что и было сделано. Одновременно я давал телеграмму и своей жене и, наверное, потому подписал ту, которая адресовалась жене командарма, своим именем. Заканчивалась телеграмма, как я помню, словами: «целую и обнимаю с нежностью, но темпераментно. Сережа». Но Сережей звали не командарма, а меня, Кириллова. Не знаю, трудно сказать, что подумала жена командарма, но, будучи женщиной властной и, очевидно, недоброй, она выдала мужу по первое число.

Вообще-то составление, посылка и отправка личных телеграмм не входили в мои обязанности помощника командарма. Однако спустя месяц я командовал ротой в Забайкальском военном округе, хотя с прежней должности можно было рассчитывать и на полк.

А спустя два года, в 1937-м, самого командарма изъяли, посадили как «врага народа». Меня таскали более года, отстранили и от последней занимаемой должности, понизили в звании и чуть самого не изъяли».

В то время как однокашники Кириллова, даже тот же пострадавший командарм, за годы войны стали в большинстве своём генерал-лейтенантами и генерал-полковниками, командовали дивизиями, корпусами и армиями, а один даже получил четвёртую генеральскую звезду, Кириллов лишь полгода назад стал полковником и был назначен начальником штаба нашей дивизии.

– Ты помнишь директиву, определяющую порядок выезда высших командиров в войска передовой линии? – спрашивает Кириллов Сергеева.

– Какую директиву?

– Директиву Ставки конца ноября сорок третьего… Когда под Никополем генерал-лейтенант Хоменко со своим командующим артиллерии заехали по ошибке к немцам и были убиты. Там, в директиве, определялся порядок выезда и меры предосторожности. Помнишь?

– Так точно! Там приводился ещё случай с генералом Петровым на Калининском фронте. Помню. – Подняв голову, Сергеев смотрит перед собой и, будто читая по бумажке, докладывает: – При выезде командующих армиями и командиров корпусов в войска передовой линии в составе конвоя необходимо иметь опытного проводника из офицеров, личную радиостанцию и два-три танка или бронемашины…