Жизнь моя — граница. Рассказы пограничника - [6]

Наконец-то я отметил: остался один патрон, надо заставить врага сделать последний выстрел и тогда смело идти на схватку с ним. Но лазутчик не сделал этого последнего выстрела, а, пригнувшись, перебежал к ближайшему дереву, от него — к другому.

— Стой! — теперь уже не таясь, я выскочил из укрытия. На ходу дважды выстрелил в ноги, и лазутчик сначала припал на одну, стал ее волочить, а затем рухнул наземь. Но лежа, он сумел развернуться и послать пулю в меня.

Шлем с головы как ветром сдуло.

— Ингус, вперед! — крикнул я, так как другого выхода не было. И раненая овчарка прибежала на мой зов. Ей было трудно передвигаться, но она не могла не подчиниться воле хозяина. Секунда — и Ингус впился в шею диверсанта.

Послышался шум борьбы: трещали кусты, рычала овчарка, ругался и вскрикивал от боли лазутчик.

— Убери собаку, — наконец захрипел диверсант, пытаясь руками оторвать ее от себя. Но хватка у Ингуса была мертвой.

— А Ингусу разве не больно? — хотелось мне сказать диверсанту, но я сдержался. Зачем сводить счеты? Нужно освободить лазутчика от овчарки, иначе этот поединок печально закончится для него.

— Ингус, ко мне! — овчарка медленно разжала зубы, словно сожалея, что ей не дали расправиться с диверсантом, и подошла ко мне, злобно посматривая на здоровенного детину и облизывая раненый бок.

Связав нарушителя, я снял нательную рубашку, разорвал ее и перевязал овчарку.

— Отдохнем, дружок, — ласково потрепал Ингуса, — поработали хорошо. И понесем его, — кивнул я на лазутчика, — идти он не может.

ВПЕРВЫЕ БЕЗ ИНГУСА

Овчарка вышла из строя. Простреленные бока заживали медленно, и я беспокоился: все ли обойдется благополучно? Похудевшая собака почти не поднималась. В золотистых глазах, обрамленных длинными ресницами, таились боль и тоска. Ингус смотрел на меня так, как будто извинялся: мол, прости, что болезнь затянулась, а так мне хочется снова с тобой шагать по дозорной тропе.

Начальник заставы не беспокоил меня, и я все время проводил около своего четвероногого друга.

Но как-то дежурный по заставе осторожно тронул меня за плечо:

— Срочно к командиру!..

— До свидания, дружок! — я погладил Ингуса, шепнул ему на ухо: — Не скучай, — вскочил, одернул гимнастерку, поправил на голове фуражку и пошел в канцелярию.

Офицер Усанов поднялся из-за стола, шагнул навстречу, коротко, но сильно сдавил мою ладонь и, словно извиняясь за неожиданный вызов, сказал:

— Понимаю ваше состояние, товарищ Карацупа, понимаю, — повторил он, — но дело требует, нужно идти на границу. Ночь будет тревожная…

— Есть! — ответил я и приложил руку к козырьку фуражки. — Разрешите идти?

— Минуточку, — Усанов отдернул серую занавеску над картой участка и показал то место, где мне предстояло провести ночь.

— Пойдете с напарником, — офицер подумал немного и добавил: — кого взять с собой, подумайте сами. Да, кстати, какая будет погода?

— Гроза. Ветер, — ответил я не задумываясь.

— Это почему же? — спросил офицер и посмотрел в окно: ярко светило солнце, и на небе — ни облачка.

— По стрижам и ласточкам видно — к дождю. Закат красный — к ветру.

— Ну, ну, — недоверчиво произнес Усанов, — ладно, посмотрим, экипируйтесь по погоде.

— Есть!

В небе еще мерцали звезды, когда мы вышли узкой тропой в обход валунов к речке. Еще не добрались до середины широкой долины, как в неподвижной тишине послышался словно глухой вздох и померк узкий серп луны. Пепельной тенью подернулись сопки. Потемнела вода. По кустам волной прошел ветер.

Легкий порыв, долетевший с той стороны, принес запахи спавшего за крепостной стеной города. Но я уловил один, едва заметный, запах человеческого пота.

Я лег на землю. Так я делал всегда, когда хотел услышать шаги. Земля шумела далекими ветрами, несла гул речных волн и чуть уловимый грохот идущей грозы.

Я заставил себя не слушать ничего, кроме слабых, но все же прослушиваемых шагов: шел не один нарушитель, как я подумал сначала, шли двое, останавливались, что-то опускали на землю.

В отдалении сверкнула молния, быстро и ослепительно. Сдержанно прогрохотал над сопками и долинами гром. Лай собак с той стороны потонул в свисте обрушившегося с неимоверной силой ветра. Порыв не только принес запах пота, но еще и запахи клея и эфира.

В школе я изучил двести сорок запахов, они-то и должны были напомнить мне сейчас ту вещь, которую несли нарушители границы и которую я должен угадать безошибочно. Я поспешно перебирал запахи одеколонов и цветов, заменителей кож и пластмасс. Ничего похожего! И вдруг вспомнил: примерно так же пахнут перкалевые крылья самолетов. Но не могли же они тащить самолет сюда, через границу! Да и зачем им это нужно? Хотя у нарушителей свои планы. Они могут пойти на любую хитрость.

И тут же я вспомнил: так пахнут провода в хлорвиниловой изоляции. Они в ту пору только что появились.

«Вот где разгадка», — подумал я и шепнул напарнику:

— Тянут провод, понял?

Тот кивнул:

— Что будем делать?

Я уже прикинул план действия: идти по пятам — бесполезно, можно нарушителей спугнуть. Лучше идти наперерез, прямо к пограничной телефонной линии. Свой провод они скорее всего будут тянуть к той части линии, которая проходит через лес: там проще всего замаскировать кабель и легче скрыться.