Жизнь мальчишки. Книга 2. Люди и призраки - [106]

— Присядьте, Том.

Отец повиновался. Я знал, что папа нервничает: он сглотнул, и в горле у него щелкнуло. Когда Леди взяла с пола докторский саквояж, стоявший возле стула, отец чуть вздрогнул. Поставив саквояж на стол, Леди раскрыла его.

— Надеюсь, будет не больно? — спросил отец.

— Не знаю. Это от многого зависит.

— Отчего?

— Насколько глубоко нужно будет залезть, чтобы добраться до истины, — ответила Леди.

Она опустила руку в саквояж и достала оттуда что-то завернутое в кусок синей ткани. Развернув ткань, она поставила на стол серебряную шкатулку филигранной работы и положила рядом колоду карт. Вслед за картами на стол лег листок бумаги для пишущих машинок. В свете лампы я увидел на бумаге водяные знаки «Нифти» — точно таким же сортом я пользовался, печатая свои рассказы. Вслед за бумагой Леди достала из саквояжа аптекарский пузырек с тремя речными камушками-голышами: один был черный, как эбеновое дерево, другой — красновато-коричневый, третий — белый с серыми полосками.

— Раскройте правую руку, — сказала она отцу и, когда тот исполнил ее просьбу, вытряхнула из пузырька речные голыши ему на ладонь. — Теперь потрите камни в руке, — велела она отцу.

Услышав эту просьбу, отец нервно улыбнулся, но повиновался.

— Эти камни случайно не из живота Старого Мозеса?

— Нет. Это простые голыши, я сама их нашла. Покатайте их в руке, они успокоят вас.

— Хорошо, — отозвался отец, и камни зашуршали в его ладони.

Мы с мамой стояли в стороне, не желая мешать Леди, что бы там она ни собиралась делать. Я терялся в догадках, чего следует ожидать. Может быть, сейчас начнется церемония с факелами, когда люди танцуют, образовав круг, и безумно орут? Хотя на это пока не было похоже. Леди принялась тасовать колоду. Судя по тому, как ловко она это делала, можно было подумать, что она давала уроки Маверику[33].

— Расскажите мне о своих снах, Том, — попросила она под монотонный шелест летящих между ее гибкими пальцами карт.

Отец с тревогой оглянулся на нас.

— Вы хотите, чтобы они вышли? — спросила Леди, но отец покачал головой.

— Мне снова и снова снится, как автомобиль падает в озеро Саксон. После этого я оказываюсь в воде и вижу сквозь стекло автомобиля мертвеца. Его лицо… оно полностью разбито. На его запястьях — наручники. Вокруг горла затянута рояльная струна. Машина погружается в пучину, вода заливает салон… — Отец на секунду замолчал. Камешки щелкали в его руке. — И тут утопленник поворачивается ко мне и улыбается. На его разбитом лице улыбка выглядит особенно ужасно. А потом он начинает говорить, и голос звучит глухо… словно грязь булькает в его горле.

— Что он говорит вам?

— Он говорит… он говорит мне: «Пойдем со мной вниз, в темноту».

Лицо отца исказилось от боли. Глядя на него, я тоже страдал.

— Именно это он и говорит мне обычно: «Пойдем со мной вниз, в темноту». Потом он протягивает ко мне руку, ту, на которой нет наручника. Он тянет руку, и я отшатываюсь, потому что ни за что на свете не могу позволить ему прикоснуться ко мне. На этом сон кончается.

— У вас бывают и другие сны?

— Бывают иногда, но этот повторяется особенно часто. Иногда мне кажется, что я различаю доносящуюся откуда-то издалека музыку, словно кто-то играет на пианино или рояле. Иногда мне кажется, что я слышу, как кто-то громко кричит, но разобрать слова невозможно. Иногда я вижу пару рук: в одной из них рояльная струна, а в другой — толстая деревянная дубинка, обмотанная черной изолентой. Лица в снах, как правило, расплывчатые, будто я вижу их сквозь кровь, которая заливает мне глаза, а иногда я едва могу сфокусировать взгляд. Но все-таки чаще всего я вижу во сне падающую в озеро машину.

— Ребекка рассказывала вам, что иногда я тоже вижу обрывки ваших снов? — спросила Леди, не прекращая тасовать карты. Звук был гипнотическим, успокаивающим. — Как и вы, я тоже слышу фортепианную музыку и вижу рояльную струну и бейсбольную биту. Я видела и татуировку, но больше ничего.

Леди тихо улыбнулась.

— Сдается мне, Том, что мы во сне подключены к одной и той же розетке, но на вашу долю достается больше электричества. Что скажете?

— Вам виднее, ведь это вы мистик, а не я, — ответил отец.

— Точно, я. По крайней мере, так считают. Но у всех людей, Том, во сне открывается особое зрение. Все люди, кто больше, кто меньше, видят во сне отдельные лоскутки одеяла. Вышло так, что вы, Том, оказались ближе всех к иному, не нашему миру. Ближе меня, Том. Вот такие дела.

Отец продолжал катать в ладони камушки. Леди тасовала карты и ждала.

— Сначала я видел сны сразу, как засыпал, — заговорил он. — Но потом сны начали приходить, когда я вообще не спал и даже днем. Мерещится одно и то же, раз за разом — лицо за окном машины и распухшие губы, которые зовут: «Пойдем со мной вниз, в темноту». Я слышу этот голос, словно в горле у него булькает донная грязь, и я… Я уже близок к помешательству, потому что никак не могу от этого избавиться. Совсем не отдыхаю. А по ночам я не сплю, просто боюсь заснуть… — Голос отца смолк.

— Чего вы боитесь? — попыталась помочь Леди.

— Боюсь… снова услышать мертвеца, боюсь, что он заставит меня сделать то, чего желает.