Жизнь Людовика XIV - [8]

— Мадам, — сказал он, — я велел доложить вашему величеству, что мне нужно говорить с вами о делах государственных, но мне следовало сказать, если откровенно, что я намерен беседовать с вами о ваших собственных делах.

— Господин кардинал, — отвечала королева, — я уже знаю, что вы в нескольких случаях брали мою сторону, особенно против королевы-матери, и благодарю вас за это. Поэтому я с величайшим вниманием слушаю, что вы мне скажете.

— Король болен, мадам.

— Я знаю это, но надеюсь, что его болезнь неопасна.

— Это потому, что доктора не смеют сказать вашему величеству того, что думают, но Бувар, которого я спрашивал и у которого нет причин скрываться от меня, сказал мне правду.

— И эта правда? — спросила королева с непритворным беспокойством.

— Его величество страдает неизлечимой болезнью.

Королева вздрогнула и внимательно посмотрела на кардинала. Хотя между ней и Луи XIII не существовало глубокой симпатии, смерть короля должна была произвести такие невыгодные изменения в ее положении, что эта смерть, если бы даже не значила ничего в определенном отношении, все-таки была бы для нее тяжким ударом.

— Бувар сказал вашей эминенции, что болезнь короля смертельна? — спросила Анна Австрийская, устремляя проницательный взгляд в лицо кардинала.

— Поймите меня, мадам, — возразил Ришелье, — я не хотел бы внушить вашему величеству слишком больших опасений. Бувар не говорил мне, что король умрет скоро, но он сказал мне, что считает его болезнь смертельной.

Кардинал произнес эти слова с таким выражением и это мрачное предсказание так согласовалось с собственными предчувствиями самой Анны Австрийской, что она не могла не нахмурить своих прекрасных бровей и не вздохнуть.

Кардинал заметил расположение духа королевы и продолжал:

— Ваше величество, думали ли вы когда-либо о положении, ожидающем вас в случае смерти короля?

Лицо королевы еще более омрачилось.

— Этот двор, при котором смотрят на ваше величество, как на чужую, состоит из одних ваших врагов.

— Знаю, — сказала Анна Австрийская.

— Королева-мать дала вашему величеству доказательства вражды, которая ищет случая разразиться.

— Да, она меня ненавидит, а за что, спрашиваю я у вашей эминенции?

— Вы, женщина, и задаете подобный вопрос! Она вас ненавидит за то, что вы — ее соперница по могуществу, за то, что она не может быть вашей соперницей по молодости и красоте, за то, что вам двадцать лет, а ей сорок девять.

— Да, но меня будет поддерживать герцог Анжуйский. Ришелье улыбнулся.

— Дитя пятнадцати лет! — сказал он. — И какое еще дитя! Брали ли вы когда-нибудь труд читать в этом низком сердце, в этой бедной голове, где все желания остаются неисполненными не по недостатку честолюбия, а по недостатку смелости? Не доверяйте этой бессильной дружбе, мадам, не думайте опереться на нее — в минуту опасности она не будет в состоянии поддержать вас!

— Но вы, господин кардинал? Разве я не могу рассчитывать на вас?

— Без сомнения, мадам, я буду увлечен угрожающим

Вам падением, а Гастон, который наследует своему брату, ненавидит меня, и Мария Медичи, которая все из него может сделать, снова присвоит себе прежнюю власть и никогда не простит моей преданности вам. Итак, если король умрет бездетным, мы оба погибли — меня сошлют в мое Люсонское епископство, а вас отправят в Испанию, где вас ожидает монастырь. Грустная будущность для того, кто, как вы, видел в ней королевство или еще лучше — регентство!

— Господин кардинал! Судьба королей, как и судьба простых смертных, в руках Божьих!

— Да, — отвечал кардинал улыбаясь, — и поэтому Бог сказал людям: «Помогайте себе сами, и я буду вам помогать».

Королева снова бросила на министра один из тех светлых и глубоких взглядов, которыми обладала она одна.

— Я вас не понимаю, — сказала она.

— Но хотите ли вы понять меня? — спросил Ришелье.

— Хочу, потому как дело это очень важное.

— Есть вещи, которые трудно высказывать.

— Но не тогда, когда вы говорите с кем-нибудь, кому достаточно одного намека.

— Так ваше величество дозволяет мне говорить?

— Я слушаю вашу эминенцию.

— Дело вот в чем. Не нужно, чтобы корона по смерти короля перешла на голову герцога Анжуйского, поскольку тогда власть бы перешла в руки Марии Медичи.

— Как же предупредить это?

— Нужно устроить так, чтобы Луи XIII, умирая, мог оставить Франции наследника престола.

— Но, — сказала королева краснея, — ваша эминенция хорошо знает, что до сих пор Бог не благословил этим наш брак.

— Разве вы, ваше величество, думаете, что это ваша вина?

Всякая другая женщина, но не Анна Австрийская, опустила бы глаза, потому что она начинала понимать. Напротив, гордая испанка устремила проницательный взгляд на кардинала, но Ришелье выдержал его с улыбкой игрока, ставящего свое будущее на одну карту.

— Да, — сказала она, — понимаю, вы предлагаете мне за несколько ночей супружеской неверности четырнадцать лет регентства!

— За несколько ночей любви, мадам! — кардинал оставил политическую маску, чтобы принять выражение лица влюбленного. — Я не удивлю ваше величество, сказав, что я вас люблю и что в надежде быть вознагражденным за эту любовь я готов все сделать, на все решиться, соединить мои интересы с вашими и подвергнуться опасности общего падения в надежде на общее возвышение.