Жизнь, которая не стала моей - [6]
– Кейт? – Голос Дэна вернул меня к реальности.
Губы сами растянулись в улыбке. Пульс частил.
– Да! – услышала я собственный голос. А потом, поскольку это правда – ведь я знала, что правда, – я повторила громче: – Да, конечно же да! – Так должно быть, сказала я себе, и мое сердце наконец-то наполнилось радостью. – Да, я выйду за тебя, Дэн.
Он испустил ликующий крик, вскочил, прижал меня к себе, пустился в пляс, все поддержали его свистом и криками.
– Кейт Уэйтмен, – сказал он. – Я постараюсь сделать тебя самой счастливой женщиной на свете.
И я смеялась вместе с ним, когда он надевал кольцо мне на палец: луч света упал на бриллиант, рассыпался мириадами крошечных звезд.
– Я люблю тебя, Кейт, – шепнул он, прижимая меня еще крепче. Но за грохотом собственного сердца я едва разобрала его слова.
Потом еще час я улыбалась и смеялась как по команде, но все расплывалось в тумане: друзья болтали, рассказывали про нас обоих какие-то анекдоты, называли нас «золотой парой», хлопали Дэна по спине, целовали меня в щеку. С полдюжины человек объяснили мне, что давно пора налаживать свою жизнь, и не меньше дюжины напомнили, какая Дэн замечательная добыча. Официантка – я перехватила ее взгляд – с жадностью рассматривала Дэна из-за барной стойки. Хорошо, что он не обращает на такое внимания.
На какое-то время, пока Сьюзен пыталась приструнить своих шумных отпрысков, а Дэн общался с друзьями, мы остались вдвоем с Джиной. Вот кто понимал, что творилось у меня в душе: она сама вышла замуж после шести лет вдовства, и признавалась мне: когда она дала согласие новому жениху, в ней сталкивались и бушевали противоположные чувства. Она винила себя за то, что окончательно уходит от старой любви. Радовалась, что обрела новую. Робко надеялась на счастье. И грустила о прошлом, с которым настало время распрощаться.
– Ты как? – спросила она, принеся мне бокал шампанского.
– Хорошо, – улыбнулась я. – Спасибо.
Она на миг прижала меня к себе.
– Подумать только, он арендовал весь ресторан целиком, чтобы сделать тебе предложение на глазах у всех друзей. – Она ухмыльнулась и покачала головой. – Вот это по-нашему, верно?
– Джина! – Я схватила ее за руку в тот момент, когда она собиралась отойти. – Как ты думаешь, если я не смогу родить, Дэн все равно захочет на мне жениться?
Она остановилась, вытаращилась на меня:
– Что у тебя случилось, Кейт?
Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
– Я сегодня была у врача. – Дрожащим голосом я быстро пересказала все, что сказал мне врач. – Это ничего, я с этим справлюсь, – тут же добавила я, видя ее озабоченный взгляд. – Но за Дэна я переживаю.
– Ох, Кейт. – Она снова крепко обняла меня. – А он-то хочет детей?
Я пожала плечами, высвобождаясь:
– Не знаю, мы никогда об этом не говорили.
– Никогда не говорили? – Не то чтобы в ее голосе звучал упрек, но я почувствовала свою неправоту.
– Как-то все случая не было. – Когда такое произносишь вслух, звучит глупо. – К тому же дети у меня должны были родиться от Патрика, – совсем уже шепотом закончила я.
Джина чуть не заплакала от сочувствия. Она прикусила губу, и я, зная ее столько лет, понимала, что она пытается удержать слова, рвавшиеся с языка. В итоге она спросила только:
– А ты хочешь иметь детей?
– Не знаю. Но я не была готова услышать, что у меня их никогда не будет. – Я шмыгнула носом и вытерла глаза.
– Этого тебе никто не может сказать, – отрезала она. – Сделаешь ЭКО. Или, если у тебя остались еще яйцеклетки, поможет суррогатная мать. Можно и усыновить. Возможностей сколько угодно. Не смей даже думать, будто у тебя не осталось шансов.
– Спасибо. – Я с трудом улыбнулась в ответ.
– И Дэну сказать надо, – решила она. – Это ничего в ваших отношениях не изменит. Он тебя любит. Сегодня про это больше не думай, договорились? Наслаждайся моментом. А потом поговори с ним, Кейт. Это же нормально – все обсуждать с человеком, за которого выходишь замуж.
– Конечно. Обязательно. Прости, что вывалила это на тебя. Не волнуйся за меня, ладно? – И я отошла, удерживая на лице улыбку, прежде чем Джина успела что-то еще сказать.
Сломалась я через полчаса, когда в ресторан вошла мать Патрика.
– Кейт! – воскликнула она, подбежав, и крепко меня обняла. Пахло от нее, как всегда, корицей и тестом. – Меня Джина пригласила: ничего, что я пришла?
– Это здорово! – Мы с ней оставались друзьями после смерти Патрика и еще больше сблизились, когда девять лет тому назад умер ее муж Джо. Патрик был их единственным сыном, и, когда не стало и мужа, я почувствовала себя ответственной за нее и была рада этой ответственности: свекровь стала для меня второй матерью. – Я так рада видеть тебя, Джоан.
– Извини, что опоздала. – Она возмущенно закатила глаза. – Представь, я не успела на поезд. И весь мой график полетел.
Джоан жила в Глен-Коуве, небольшом городе на Лонг-Айленде, все в том же доме, где вырос Патрик. Иногда я задумывалась – каково там остаться совсем одной, в окружении прошлого? Я-то удрала из нашей с Патриком квартиры через три недели после похорон, не могла вынести пустоту на том месте, где была наша жизнь. Каждый раз, открывая дверь, я снова надеялась увидеть его. К тому же соседи стали жаловаться: я вдруг вставала посреди гостиной и вопила в голос. Хозяин квартиры только рад был досрочному прекращению аренды.

Три молодые женщины… две во Франции в мрачные дни немецкой оккупации, одна в сегодняшней Америке… и давняя тайна, которая их связывает, – в новой книге о любви и предательстве, прощении и искуплении автора всемирных бестселлеров «Забвение пахнет корицей» и «Жизнь, которая не стала моей» Кристин Хармель.

Эта книга – основанный на реальных событиях времен Второй мировой войны во Франции рассказ о двадцатитрехлетней девушке Еве, которая, используя свой талант художника для изготовления поддельных документов, помогает сотням еврейских детей бежать от нацистов в нейтральную Швейцарию. Дети получают новые, вымышленные имена и не смогут долго помнить свои настоящие. Ева и ее возлюбленный Реми решают сохранить их настоящие имена и зашифровывают их в старинной книге, которой дают название «Книга утраченных имен».

Тридцатишестилетняя Хоуп, когда-то мечтавшая о профессии юриста, вынуждена спасать от разорения доставшуюся по наследству семейную кондитерскую в небольшом городке недалеко от Бостона. В ее жизни наступил трудный период: умерла мама, ушел муж, после развода осложнились отношения с дочерью-подростком и, в довершение ко всему, любимая бабушка – ее последняя опора – тяжело заболев, теряет память. Понимая, что не имеет права унести с собой тайну, которую хранила более семидесяти лет, бабушка просит внучку исполнить ее последнюю волю и отправиться в Париж… Так начинается знакомство Хоуп с историей своей семьи. В этом путешествии через расстояния и поколения путеводными звездочками для Хоуп становятся памятные с детства семейные секреты выпечки, которые открывают перед ней не только двери, но и сердца незнакомых людей, помогая по крупицам воссоздать невероятную историю любви длиной в жизнь.

В свои тридцать пять лет Харпер Робертс занимает высокий пост в престижной юридической фирме. Она талантлива и амбициозна, но в любовной сфере терпит полный крах. Мужчины бросают Харпер, едва узнав о ее престижной работе и огромной зарплате. Поддавшись на уговоры трех своих подруг, Харпер решает сыграть роль гламурной блондинки и проверить, какова будет реакция мужчин. Прикидываться дурочкой не так уж и трудно, нужно только кокетливо хлопать ресницами и почаще говорить «как бы». Нацепив ярко-розовое платье и нанеся боевую раскраску, Харпер начинает этот головокружительный эксперимент…

В жизни Эммы Салливан наступила черная полоса: ее бросил жених, и предала лучшая подруга, а в довершение всего ее уволили с работы. Однако судьба все равно оказалась благосклонна к Эмме: она едет работать в Париж! И все бы отлично, если бы по долгу службы ей не приходилось пиарить Гийома Риша, одного из самых сексапильных — и ненормальных — рокеров на планете. Эмма постоянно вынуждена выручать этого плейбоя из разных щекотливых ситуаций. Масла в огонь подливает Габриель Франкёр, привлекательный и упрямый журналист, который наотрез отказывается верить, что клиент Эммы вовсе не запирался в пентхаусе с обнаженными красотками…Зато у Эммы есть Париж.

Если ты Клэр Райли, самый молодой старший редактор глянцевого журнала, то тебе необходимо усвоить несколько правил относительно того, как переспать с кинозвездой.Не забудь о порядочности, потому что кинозвезда Коул Браннон сексуален и обезоруживающе искренен, в отличие от других знаменитостей, у которых ты брала интервью.Не зацикливайся на нем. Почаще вспоминай о коварной коллеге и своем бывшем никчемном бойфренде.Не слишком обольщайся, если он пригласит тебя позавтракать.Не теряй спокойствия. Даже увидев свое имя в конце скандальной статьи, которую ты вовсе и не писала, не отчаивайся.

Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.

Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.

…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…

Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.

«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.