Жизнь коротка, как журавлиный крик - [3]

Когда установилась советская власть, эти некогда непроходимые дикие места были так обжиты, что в них был образован Курго-Терновский сельсовет, а бывшая экономия Ершова оставила после себя многоотраслевое хозяйство. Кроме разработки леса здесь занимались пчеловодством, садоводством, охотой, земледелием и скотоводством.

Кроме всего прочего, осталась и память о Ершове и у русских, и у адыгов, живших в этих местах. На исконном крестьянском уважении к умению хозяйствовать основывалась память о Ершове, многочисленные воспоминания, о котором я слышал в детстве и в аулах, и в хуторах.

Леса здесь были богатые. Обитали в них лесные звери от зайцев до оленей. Ягод и дички было полно. Я еще застал и побывал во. многих хуторах, возникших на основе этой экономии. Эти хутора в основном располагались по окраинам Курго, но были и такие, что находились в самом лесу, точнее, на лесных делянках среди лесного массива. Напротив аула Кунчукохабль, на другой стороне реки Пшиш, считавшейся русской стороной, находились хутора Братский, Фокино, Процай. Хутор Городской, в отличие от всех хуторов, находился на адыгейском, левом берегу Пшиша. Далее, уже в самом лесу, были Терновый и Мелехово. Беляев, бывший на окраине Курго со стороны станицы Рязанской, как и хутор Городской еще здравствует. Их я хорошо помню, бывал в них, когда мы школьниками на каникулах подрабатывали на сборах дички, которую сдавали в приемные пункты по 5 копеек за килограмм. Никогда не забуду, с каким трудом удавалось залезть по высоченному, голому, толстому стволу груши до ее кроны на самой верхотуре. Такие груши я видел только в Курго. Проблема состояла еще в том, чтобы доставить туда длинную палку, которой сбивалась дичка. Потом надо было слезть, собрать ее и мешок нести на расстояние один — два километра до приемного пункта в районе хутора Братского.

На противоположной северо — восточной стороне Курго, напротив станицы Васюринской, было еще семь хуторов. В советское время они составляли совхоз, возделывавший многочисленные делянки в лесу и возле него. Последним директором этого совхоза был мой двоюродный брат Рамазан Чиназиров. Потом все эти хутора, с прилегающими к Курго аулами, всего в количестве 17 сельских населенных пунктов, сселили, расчищая место под будущее Краснодарское водохранилище, и тогда все следы той экономии, о которой я начал говорить, исчезли навсегда.

Однако вернемся ко времени, когда до революции эта экономия процветала. Управляющий экономии жил в Старокорсунской. Фамилию его я неоднократно слышал, но забыл. Салех был очень дружен с этим управляющим. Они делали большие дела. Однажды им показалось мало торговать налево лесом. На этом трудно было хорошо нажиться — тогда леса было много. Они придумали способ разбогатеть сразу. Когда управляющий вез из Екатеринодара зарплату рабочим, Салех верхом выскочил из‑за поворота, прострелил руку управляющего, специально выставленную из фаэтона, и ускакал с саквояжем денег в лес. Денег оказалось много. Его доли хватило не только на щедрые подарки, но и на то, чтобы купить паровую машину с молотилкой для своего сына — труженика.

Однако управляющего уволили за то, что он так прозевал зарплату рабочих. Салеху и его другу жить стало скучно. Друг однажды объяснил Салеху, что если исчезнет новый управляющий, то никого кроме него не найдут, и снова его поставят управляющим. В дебрях Курго осталась сокрытой тайна исчезновения нового управляющего. Факт состоял в том, что уволенный управляющий вернулся на свое место.

Вся эта история не была бы интересной, если бы не одно обстоятельство. Салех был безразличен к богатству и не ради денег совершал все эти и другие добрые и недобрые дела.

У управляющего экономии, друга Салеха, была сестра Ганка. Все в роде Панешей говорили, что она околдовала Салеха. Иначе

объяснить его поступки они не могли.

Дело дошло до того, что, имея уже внуков и внучек, Салех привел Ганку прямо к себе в аул и стал с ней жить. Было это еще до революции 17–го года. Женились тогда рано, и потому дедами и прадедами становились тоже рано. Своего сына — моего будущего дедушку Калятчерия — Салех женил, когда тому шел пятнадцатый год.

Случилось это так. Приехала как‑то в аул Кунчукохабль в гости в княжеский дом Кунчуков девушка из знатного ногайского семейства. Звали ее Камия. В то время по обычаю девушка в гостях была как бы в состоянии презентации: ее могли смотреть и навещать все аульчане. Салеху понравилась не только красота ее, но и манеры, и воспитанность. Он решил, что она в роли невестки будет украшением его семейства. В ту пору не было принято со стороны родственников давать согласие на брак девушки. Поэтому невест добывали, точнее, похищали. Это облегчало дело. Потому что по этой части Салех был непревзойденный мастер. В общем, понятно, как попала моя будущая бабушка Камия в род Панешей. Узнав об этом, мой будущий дедушка Калятчерий от стыда и страха сбежал из дому — так была для него неожиданной его новая роль. Жениха, точнее уже мужа, искали целую неделю и с трудом нашли в зарослях на берегу Пшиша. Салех сам втолкнул его в комнату для молодоженов. С легкой руки Салеха образовалось все остальное наилучшим образом. Об этом свидетельствовали дети, которые каждый год появлялись на свет божий из этой комнаты, и не было в ауле такой согласной и' счастливой пары, как мой дедушка и бабушка, соединенные властной рукой Салеха.