Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера - [45]

Несомненно, на этом этапе своей карьеры Хорнблауэр испытывал горечь. Он превратил «Атропу» в отличный корабль — и это при довольно посредственном офицерском составе. Ему удалось успешно выполнить две важные и сложные миссии, ни одна из которой так и не стала известна широкой общественности. Наконец, он сыграл решающую роль в захвате испанского фрегата. Но и здесь Хорнблауэру не повезло. К его несчастью, он был (и все еще оставался) младшим по стажу капитаном и Форд, заботясь о том, чтобы приписать основные заслуги себе, написал рапорт о взятии «Кастильи» в котором про действия «Атропы» говорилось — по меньшей мере — двусмысленно. Это письмо появилось в «Газетт» и звучало следующим образом:

«…Когда во время боя «Соловей» сошелся вплотную с неприятелем, я приказал подать сигнал на «Атропу», чтобы та атаковала противника с более близкого расстояния. Этот сигнал был выполнен капитаном Хорнблауэром, который не убрал марселей, ни даже брамселей, пока не оказался на дистанции открытия огня. После получасового нахождения под тяжелым обстрелом врага, который принес нам тяжелые повреждения и потери, мы почувствовали облегчение, увидев «Атропу» по другому борту неприятеля. Незадолго до этого наш якорь зацепился за форштаги испанского корабля, но партии моряков с топорами, под командой мистера Джона Хаггинса, штурманского помощника, удалось быстро его освободить. Изменение относительных позиций кораблей позволяло нам абордировать неприятеля, поэтому я вызвал абордажную партию и повел их через наш бушприт на неприятельский бак. Враг оказывал ожесточенное сопротивление, которое все еще продолжалось, когда капитан Хорнблауэр в свою очередь, атаковал корабль противника с незащищенного борта. Вскоре после этого вражеский корабль спустил флаг и оказался «Кастильей», тяжелым фрегатом, вооруженным сорока четырьмя пушками. Я весьма обязан капитану Хорнблауэру за его своевременную помощь в этой операции, значительные заслуги в успешном осуществлении которой должны быть признаны мистеру Ричарду Лукасу, первому лейтенанту «Соловья», под непосредственным управлением которого… etc., etc».

Не искажая фактов в полном смысле этого слова, Форд избрал не вполне уместную тактику, намекая, что помощь «Атропы» могла бы быть полезной, не приди она слишком поздно. На самом же деле, ему не удалось опознать противника перед схваткой и он маневрировал так, чтобы побыстрее захватить неприятеля в одиночку — прежде, чем «Атропа» успела бы сделать хоть один выстрел. Если бы Форд действовал по здравому размышлению, то он должен был бы тянуть время и держаться в стороне от «Кастильи» до тех пор, пока «Соловей» и «Атропа» не смогли бы действовать вместе, принуждая «Кастилью» разделить огонь между ними. Потери, понесенные «Соловьем», оказались, по большей части, ненужными — десятками человеческими жизнями пожертвовали впустую. Много ли читателей «Газетт» смогли увидеть все это между строк донесения Форда? Во всяком случае, в числе наиболее проницательных читателей не оказалось лордов Адмиралтейства, которые произвели Лукаса в капитан-лейтенанты. Не оказалось догадливых и среди директоров Патриотического Фонда, которые сочли необходимым преподнести Форду золоченую шпагу стоимостью в сто гиней, а Хорнблауэру — почти такую же, но в два раза дешевле. Если и был человек, который во всем прекрасно разобрался, так это лорд Коллингвуд, чья рекомендация оказалась решающей для их лордовских светлостей при выборе для Хорнблауэра нового назначения. Все еще не знающий об их решении и сожалея о судьбе «Атропы», Хорнблауэр высадился в Салли Порт и нанял носильщика с тачкой, чтобы тот завез его багаж на Хайбери-стрит. Мария сама открыла ему двери и рассказала, что дети заболели. Послали за аптекарем, но он так и не пришел. Хорнблауэру пришлось самому установить диагноз. У обоих была оспа…

Сын и дочь, Горацио и Мария, умерли друг за другом и были похоронены на кладбище при церкви, в которой венчались их родители. Двойные похороны прошли 18 декабря под звон колоколов церкви Фомы Беккета. Рождество в тот год было грустным, а Хорнблауэр мало что мог сказать и еще меньше — сделать. Мария же находилась в прострации, долго болела, и прошло несколько недель, прежде чем мужу удалось объяснить ей, какого успеха он добился: письма в «Газетт», комментарии в газетах, целый параграф в «Нэвэл Кроникл», вручение золоченой шпаги. Единственной же по-настоящему важной новостью для Горацио стало письмо, которое он получил 5 февраля 1807 года — о назначении его командиром фрегата «Лидия» (36 пушек), оснащение которого проводилось в Чатеме. С некоторым облегчением он воспринял приказ направиться на корабль немедленно. Это еще не означало окончательного прощания перед возвращением в море. У него наверняка еще имелся шанс зайти на «Лидии» в Портсмут перед началом дальнего похода. Но сейчас главным было избавиться от душной и тяжелой атмосферы Хайбери-стрит. К Марии он испытывал безгранично глубокую симпатию. Чего же ему не суждено было ощутить по отношению к ней — ни теперь, ни когда-либо раньше — так это любви.