Жизнь и труды святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского - [12]

Свои беседы к антиохийскому народу Иоанн продолжал в течение почти всего Великого Поста, и они представляют поразительное доказательство того духовного взаимообщения, в котором жил и действовал знаменитый пастырь. Так как умы всех были заняты одним и тем же вопросом, как то: поспеет ли престарелый архипастырь прибыть в столицу, как-то примет его император и каков будет исход его ходатайства, — то и златоустый проповедник всецело занят был этими же самыми мыслями, и каждое известие или о путешествии Флавиана, или о его ходатайстве служило исходной точкой для его бесед, которые поэтому и выслушивались всеми с трепетным сердцем и глубоким вниманием.

Между тем приближалась развязка. Гонцы опередили престарелого Флавиана и раньше его передали императору известие о мятеже и нанесенном ему оскорблении. Император немедленно отправил особых уполномоченных сановников произвести строжайшее дознание. И вот эти сановники уже прибыли в город и начали не только производить расследование, но и расправу. Город объявлен был лишенным присвоенных ему прав и преимуществ, произведены были многочисленные аресты виновных, которых было так много, что в темницах не оказалось для них мест, и они были заперты в огромной загороди без кровли. Все население впало в уныние и отчаяние, и, по-видимому, ниоткуда не было надежды на спасение.

Но вот, когда полномочные сановники в третий день своей расправы ехали к месту своего публичного заседания, им загородили дорогу какие-то странные люди — с истощенными постными лицами. Это были окрестные отшельники, которые, услышав о страшном бедствии, постигшем Антиохию, оставили свои пещеры и явились в город, чтобы оказать посильную помощь несчастным. Не имея ничего общего с этим греховным миром и никого не боясь, кроме Бога, они смело выступили пред полномочными сановниками и умоляли их даровать милость и прощение Антиохии. Особенно неустрашимо действовал и говорил один из них — маленький немощный старец Македоний. Ухватившись за плащ одного из сановников, он заставил его сойти с коня и, когда тот сошел, начал его и другого полномочного убеждать, чтобы они испросили у императора милости и прощения несчастному городу. Ведь император — человек, и он может понять, как опасно для человека губить подобных ему. В состоянии ли он будет воскресить тех, которые падут жертвою его гнева? Пусть вспомнит о гневе Божьем.

Сановники были поражены этими словами необычайного отшельника, глубоко уважаемого народом, и, обещав походатайствовать перед императором, двинулись дальше к претории, где уже с трепетом ожидали их толпы людей, приговоренных к смерти.

Но тут они встречаются с новой преградой: у самых ворот претории их встречает сонм епископов и пресвитеров, среди которых на самом видном месте был и Иоанн Златоуст, и эти истинные пастыри заявляют, что они не пустят сановников в преторию, пока не получат от них обещания помиловать осужденных; они могут войти в преторию только чрез их трупы. И затем, обнимая колена сановников, они то смиренными мольбами, то угрозами страшного гнева Божия за бесчеловечие настолько растрогали их, что они произнесли прощение, слух о чем мгновенно разнесся по огромной толпе народа, и все, как пастыри, так и пасомые, со слезами радости благодарили их за такое милосердие. Один из сановников, благородный Кесарий, немедленно отправился в Константинополь, чтобы донести обо всем совершившемся и ходатайствовать перед императором за несчастный город.

Пока он поспешно ехал к столице, в это время престарелый Флавиан употреблял все усилия, чтобы добиться аудиенции у императора и испросить милости к своей преступной пастве, но усилия его оставались тщетными. Разгневанный император и слышать не хотел о ходатайстве старца-епископа за преступный город и не давал аудиенции. Глубоко огорченный архипастырь уже отчаялся в успехе своего дела, как прибыл Кесарий и, объяснив императору положение дела, склонял его помиловать неразумный город, который уже достаточно понес наказание за свое безумство. Император колебался и не давал окончательного решения. Но тогда-то к нему и был допущен Флавиан, который окончательно смягчил гнев государя. Смиренно представ пред императором, он с глубокоудрученным видом стал поодаль и не смел поднять своих глаз. Вид почтенного архипастыря, так страждущего за свою паству, тронул доброе сердце Феодосия: он сам подошел к епископу и уже более взволнованным, чем суровым, голосом стал упрекать антиохийцев в неблагодарности за все те многочисленные права и преимущества, которые были даны им. Флавиан с глубоким волнением, но в то же время и с самообладанием объяснил императору все безумство деяний несмысленной черни, которая более заслуживает сожаления, чем гнева, и просил милости своему несчастному городу. Император, конечно, может сжечь и разрушить Антиохию, и она действительно достойна даже более жестокого наказания; но он должен помнить, что и над ним есть Царь Небесный, который заповедал всем людям взаимное милосердие, говоря: «Если вы будете оставлять людям прегрешения их, то и Бог оставит вам согрешения ваши». Речь престарелого епископа произвела на императора сильное впечатление.