Жизнь и судьба: Воспоминания - [68]

Вот мы с Ольгой и гуляем в такой счастливый день под стенами дома, что напротив нашего, гуляем, греемся на солнышке, слушаем: кап-кап, кап-кап. Так мерно и мирно, так неизменно спокойно и — утешительно.

Под стенами этого дома еще можно прогуливаться. Здесь ингушская туристическая база (город Орджоникидзе — общий центр для осетин и ингушей, что и отзовется братоубийством через десятки лет, в девяностых годах XX века, — пока власть держит всех крепко в узде). И я, прогуливаясь под окном этого знакомого дома, даже не подозревала, что здесь, путешествуя по Кавказу, останавливались Лосевы, Алексей Федорович и Валентина Михайловна. А я напротив, на Осетинской, 4. Они тоже не знали о девочке им неведомой, но близкой. Сладко думается мне теперь об этой встрече — невстречи. Все приходит в свое время, не раньше, не позже. Все как надо.

А дом этот знаменит. Я не раз упоминала о нем. Миллионер-нефтяник Чермоев покинул свой дом-дворец еще в годы великого Октября. Хозяин исчез (говорят, за границу, в Ирак, тоже нефтяной), а дом остался и стоит до сих пор, хотя и в виде совсем изуродованном. В 1938 году, о котором я вспоминаю, он ждал своего скорого расцвета — придет с войной, как ни странно. Дом действительно изумительный и построен ну совершенно в духе старинного Востока. Снаружи — ничего особенного, все скромно, стены как стены, окна как окна — ничто в глаза не бросается. Зато внутри роскошные залы, цветные витражи, мрамор, за домом террасами поднимается сад, и главное — белокаменная лестница спокойными маршами (чтобы не устать, поднимаясь) ведет вверх, прямо к небу.

Забыть нельзя, как мы с моей подружкой Ниной[135], или как все ее звали за веселый нрав, живость невыразимую, милую éspièglerie, Нинон (она мое единственное утешение в сумраке тех дней да и верная, единственная подруга долгие годы, ласково принятая в доме Лосевых), не раз пробирались в сад этого, как мне казалось, заколдованного дома. Не все же нам с Нинон, сидя у нее в прохладной красивой комнате (убранной коврами), поглядывая в открытые окна, слушать сладкий тенор незабвенного Бадридзе: «В парке Чаир расцветают фиалки, в парке Чаир расцветает весна…» или перелистывать старинный сборник оперных либретто «Однажды в Версале»: «au j’eu de la reine, Venus Moscovite разорилась дотла» — а это тоже незабвенная «Пиковая дама»[136].

И вот мы с Нинон поднимаемся по нагретому белому камню, забираемся на тот самый верх, что упирается прямо в кроны мощных орехов и ведет к небу. Сидим, ни слова не говоря, только вдыхая аромат фиалок — их целый ковер. Зачем нам этот воспеваемый парк Чаир (Нинон умудрилась и там побывать, она обожает светскую жизнь)? У нас здесь свои подснежники, маргаритки, фиалки, свои ландыши, свои неземные ароматы. Разве забудешь их? Никогда больше не придется мне подниматься по белой лестнице здесь, в этом очарованном саду (не раз вспоминаю знаменитую повесть Фрэнсис Бёрнетт «Таинственный сад»), никогда не придется больше подниматься и по белокаменной лестнице, к храму на холме, где когда-то в подвенечном наряде шествовала Елена Петровна. Люди исчезли, камни остались, но души их умерли.

И какой парадокс! Маленькая моя сестра, поступив в первый класс все той же бывшей гимназии, подружилась с чернокудрой Медеей Зоделава (хорошенькое имя, не правда ли?), дочерью наркома внутренних дел Северной Осетии. Девица Медея отчаянная, пьет чернила из непроливайки, предана моей сестрице и водит ее к себе в дом, тот самый, что напротив нашего дома, да и в саду играют вместе — дочь врага народа и дочь гэпэушника. Но и этого мало. Дом напротив действительно заколдован. Не успел погибнуть от взрыва бомбы в войну генерал Зоделава (семейство уехало в Грузию), как наркомом стал генерал Текаев (юго-осетин, или, что почти то же самое, грузин), а его дочь Элеонора (Нора) — ближайшая школьная подружка опять-таки моей сестрицы, и обе проводят целые дни в том самом доме напротив — достался генеральской семье (милая и добрая, надо сказать честно, Марья Антоновна, младшие Джульетта и Эдик). Генерал гигантского роста, смотрит на все благосклонно. Опять удивительная и причем многолетняя крепкая дружба этой семьи с моей Миночкой, которая посвящена во все тайны дома и сада. Даже знает, что там есть комната без окон и в ней, как в бункере, обитал генералитет, когда обороняли Владикавказ. В доме Миночка видела совершенно замечательное полотно маслом: генерал Текаев открывает дверцу легковой машины, из которой выходит сам Вячеслав Михайлович Молотов. Вот кто жил в этом снаружи неприметном доме!

Дружба двух девочек привела к тому, что и Нина Петровна, вернувшись из лагеря, обрела помощь от могущественного семейства. Младшие дети учились слабо и ходили к Нине Петровне, благо живут напротив, заниматься всей школьной премудростью, и вполне успешно (у мамы дар, прирожденный талант воспитателя и учителя в одном лице — это от Вассы Захаровны). Когда всех бывших лагерников по указу свыше стали выселять из городов за сто километров (вот она новая зона), генеральша Марья Антоновна — она была очаровательна, — призывая «милость к павшим», добилась у грозного супруга исключения из правил: Нина Петровна осталась в своем доме «под сенью дружеских штыков»