Жизнь и судьба: Воспоминания - [20]

Шрифт
Интервал

Правда, как выяснилось в дальнейшем, мы не пользуемся этими примитивными магазинами для всех, а отовариваемся (есть такое новое слово) в Доме правительства[57] на набережной Москвы-реки по какому-то загадочному литеру. Зато у местного так называемого «Белого магазина» — тележка с мороженым, и мы, дети, — главные покупатели. Мороженое настоящее, сливочное с вкусными вафлями. Еще не придумали поддельной гадости.

Подъехали мы к такому красному кирпичному дому, и я впервые увидела двор без какой-либо ограды, без ворот и — без единого дерева. Справедливости ради скажу сразу, что в порядке общественной нагрузки все жильцы (мы впервые услышали такое слово) двух больших новых домов (и мы в том числе) насадили молодые деревца, которые потом разрослись и образовали нечто вроде сквера с площадкой для игр посередине.

Жильцы — народ сознательный. Все фамилии их вывешены у каждого подъезда, и управдом с фамилией Ристикиви (может быть финн? почти как маленький киплинговский зверек Рикки-Тикки-Тави, убийца очковых змей), партийный и важный (управдом тогда человек не простой), бдительно следит за порядком[58]. Впервые мы, дети, узнали, что дом не может быть просто домом, а есть еще корпуса. И наш адрес в Москве — 3-я Звенигородская, дом 5, корпус 15, квартира 134, на пятом, последнем этаже. Будем к себе наверх ходить пешком.

Мама стала сразу приводить все в порядок: ковры повесили, как же, мы да без ковров, шкура медвежья — бурая на алом сукне — на полу, и там самое место играть младшенькому брату со своими солдатиками. Уши медведя — пещеры Дагестана. Вместо занавесей на окнах тоже легкие ковры — хорошо спать ночью: мы же привыкли в темноте со ставнями. Книги во всех комнатах и особенно в прихожей — полки до потолка. Водрузили папин письменный стол и над ним мамин портрет.

На столе письменный прибор, да не простой, его мама невестой подарила жениху, будущему присяжному поверенному. Черный мрамор, серебряные воротца резного кружева, чернильницы с серебряными шлемами — шишаками на головах, и все остальное, что положено. Черный мрамор и серебро. Стол не для красоты, а для работы, на нем и в ящиках расположено все удобно. Скажу уж к слову, что папа женихом подарил мамочке овальный в темно-зеленом сафьяне несессер с чудными для каждой женской души вещичками из слоновой кости. Представьте, он прошел сквозь все превратности жизни, утеряв, конечно, много разных прелестных штучек.

Ну а около стены — зеркальный шифоньер, где перед зеркалом я иной раз красуюсь. А в нем мамины сокровища в шкатулках с перламутровой инкрустацией (одна до сих пор у меня), и в них — предмет моего восхищения — очень симпатичные украшения.

Вижу как сейчас: мама перед зеркалом шифоньера в строгом кремовом крепдешине прикалывает брошь — лучики разбегаются при огнях. Оказывается, необходимо в Большой театр. А почему необходимо? А потому, что в отделы аппарата ЦК выдали пригласительные билеты на оперу Ивана Дзержинского «Тихий Дон»[59] — идти обязательно. Партийная дисциплина. Родители рано вернулись домой — ушли после первого акта, к нашей радости — боимся оставаться одни. Будки с милицейским стражем нет.

Красуюсь я и в нашей детской, тоже перед зеркалом, большим, круглым, на старинном комоде красного дерева. Перед зеркалом лежат и стоят мои финтифлюшки (так я их называю). Здесь крохотный флакончик духов и такая же круглая коробочка «Снежинка» — это, о ужас, пудра, которую я сама купила в аптеке. Все это необходимо для антуража якобы будуара, а на самом деле не употребляется.

Но вот удивительное дело! Однажды ни с того ни с сего большое зеркало вдруг треснуло, прямо посередине, как бы раскололось. Мама, узнав, опечалилась. Примета плохая. Что-то должно случиться непоправимое. И оно случилось — папу вскоре арестовали. Вот и не верь в приметы разных так называемых суеверных бабок!

Кроватей первое время нет. Папа предписал не брать, в Москве все купим. Спали на коврах, на полу, к нашему удовольствию, — вот благодать: катайся по полу, сколько хочешь, и совсем, как в дагестанском селе. Но потом маме надоел этот цыганский табор — она блюститель упорядоченности. Папа огорчался, и его кузен, Гамид Далгат, бывший красный партизан (отец тоже — есть документ, единственное, что осталось после его расстрела и что выдали мне на Лубянке), один из первых обладателей ордена Боевого Красного Знамени, достал где-то в Кремле из запасников через своего тестя (дядюшка недавно женился на Лидии, красивой и капризной) роскошное ложе для мамы, резное, из дорогого дерева. Видно, из бывших дворцовых складов, оттуда многим «ответработникам» и «аппаратчикам» выдавали мебель.

Мы сразу оседлали это ложе (даже как-то неудобно назвать его кроватью) для наших игр. Мне достались тахта и огромный ковер — от потолка, на тахту и до пола. Тоже неплохо. Во мне, видимо, какие-то атавистические черты дагестанские — люблю ковры и халаты. Ковры любят лежать на полу. Они только краше и лучше от этого становятся, как говорил маме старый перс (он ее научил принимать в жару горячие ванны, пить горячий чай и привозил ей настоящую хну). Но мама любит чистоту, а пылесоса еще нет, и мама терпит ковры только на стене. Я же не терплю кроватей. Помню только мою беленькую, с сеточкой, чтобы не выпасть. С удивлением заметила, что ее почему-то привезли в Москву, и действительно, почему? Потом узнаем.


Еще от автора Аза Алибековна Тахо-Годи
Лосев

Книга Азы Алибековны Тахо-Годи посвящена замечательному мыслителю нашего столетия Алексею Федоровичу Лосеву. В основу ее легли личные воспоминания автора, свидетеля и участника событий десятков лет, а также материалы уникального лосевского архива. Лосев предстает в книге не только как выдающийся философ, но и как православный человек, разделивший с Родиной ее судьбу. Характерен путь Лосева: религиозно-философские общества; встречи с о. П. Флоренским, о. С. Булгаковым, И. А. Ильиным и другими крупнейшими философами Серебряного века; издание в 20-е годы опасных книг, которые привели его в тюрьму; лагерь, слепота, вынужденное двадцатилетнее молчание, гибель родного дома.


Платон. Аристотель

Читатели по достоинству оценили эту замечательную работу выдающегося философа XX века Алексея Федоровича Лосева и знаменитого филолога-античника Азы Алибековны Тахо-Годи: биографии написаны удивительно просто и ярко; учения трех величайших философов античности (Сократа, Платона, Аристотеля) изложены в ней сжато и доступно.Настоящее издание снабжено письмами Сократа и сократиков. Перевод этих писем выполнен известным переводчиком начала XX века С. П. Кондратьевым. Письма относятся примерно к I–III векам, но тем не менее, безусловно, представляют собой не только литературную, но и историческую ценность.


Аристотель. В поисках смысла

Известная книга замечательного мыслителя XX столетия Алексея Федоровича Лосева и именитого ученого-филолога Азы Алибековны Тахо-Годи посвящена Аристотелю, одному из величайших философов античности. Сложная, драматически насыщенная биография Аристотеля и основы его философско-аналитической системы, неразрывно связанной с живым опытом жизни, представлены в контексте бурных общественно-политических событий того времени. Наиболее значимые труды Аристотеля, для которого истина дороже всего, актуальны по сей день.


Греческая мифология

В новой работе известного советского ученого, специалиста по древнегреческой литературе А. А. Тахо-Годи подробно освещается история греческой мифологии, ее характер и основные сюжетные циклы. Большое внимание уделено роли мифологических представлений в духовной жизни древних греков, а также проблеме отражения реальных общественных отношений и событий в преданиях о богах и героях. Издание обильно иллюстрировано. Для всех интересующихся античным искусством.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.


Невидимый град

Книга воспоминаний В. Д. Пришвиной — это прежде всего история становления незаурядной, яркой, трепетной души, напряженнейшей жизни, в которой многокрасочно отразилось противоречивое время. Жизнь женщины, рожденной в конце XIX века, вместила в себя революции, войны, разруху, гибель близких, встречи с интереснейшими людьми — философами И. А. Ильиным, Н. А. Бердяевым, сестрой поэта Л. В. Маяковской, пианисткой М. В. Юдиной, поэтом Н. А. Клюевым, имяславцем М. А. Новоселовым, толстовцем В. Г. Чертковым и многими, многими другими.


Баланс столетия

«Баланс столетия» — это необычайно интересное мемуарное повествование о судьбах той части русской интеллигенции, которая не покинула Россию после Октябрьского переворота, хотя имела для этого все возможности, и не присоединилась к «исходу 70-х годов». Автор книги — известный искусствовед, историк и писатель Н. М. Молева рассказывает о том, как сменявшиеся на протяжении XX века политические режимы пытались повлиять на общественное сознание, о драматических, подчас трагических событиях в жизни тех, с кем ассоциировалось понятие «деятель культуры».


Марк Бернес в воспоминаниях современников

В книге собрано и соединено воедино все самое ценное о замечательном артисте и певце, создателе собственного и любимого народом «песенного мира» Марке Наумовиче Бернесе. Его игра отличалась жизненной правдивостью, психологической точностью и глубиной, обаянием, мягким юмором. Широкую известность актер получил после выхода кинофильма «Человек с ружьем», в котором исполнил песню «Тучи над городом встали».Издание знакомит с малоизвестными материалами: неопубликованными письмами, различными документами, которые раньше не могли быть обнародованы из-за цензурных запретов, воспоминаниями и свидетельствами современников.


Волшебство и трудолюбие

В книгу известной писательницы и переводчика Натальи Петровны Кончаловской вошли мемуарные повести и рассказы. В своих произведениях она сумела сберечь и сохранить не только образ эпохи, но и благородство, культуру и духовную красоту своих современников, людей, с которыми ей довелось встречаться и дружить: Эдит Пиаф, Марина Цветаева, хирург Вишневский, скульптор Коненков… За простыми и обыденными событиями повседневной жизни в ее рассказах много мудрости, глубокого понимания жизни, истинных ценностей человеческого бытия… Внучка Василия Сурикова и дочь Петра Кончаловского, она смогла найти свой неповторимый путь в жизни, литературе, поэзии и искусстве.