Жизнь и судьба русского генерала Антона Ивановича Деникина - [4]

Алексеев оставил в своих руках политическое руководство. Командующим Добровольческой армия стал Корнилов, его заместителем - Деникин. Но действительность скоро разочаровала генералов. Оказалось, что казаки предпочитали держаться "нейтралитета", слетевшиеся со всех концов России офицеры не хотели превратиться в волонтеров, а солдаты и тем более. Корнилов, Деникин и их помощники прилагали много усилий, но дело поначалу с места никак не трогалось. К тому же и казачья демократия, вознамерившаяся отсидеться в поднявшейся социальной буре, пришла в негодование, когда узнала, что под ее носом создастся армия под началом столь одиозных в тогдашнем общественном сознании генеральских фигур. А тем временем с севера надвигались революционные части под руководством В. А. Антонова-Овсеенко. Социальное напряжение на Дону достигло накала. Пытаясь как-то сбить его, генералы со своим немногочисленным воинским контингентом перебрались из Новочеркасска в Ростов.

Фронтовые казаки, прибывшие на Дон, вступили в переговоры с красным командованием, создали Областной казачий военно-революционный комитет во главе с Ф.Подтелковым. Загнанный в угол, застрелился атаман Каледин.

Под натиском частей Антонова-Овсеенко Добровольческая армия 22 февраля 1918 г. покинула Ростов и устремилась на Кубань. Эмигрантская литература именует это бегство "героическим" и "славным" "ледяным походом". На самом же деле это было шествие отчаявшихся людей, крушивших на пути следования все подряд. Однако, справедливость требует признать, что в развязывании террора повинны и белые, и красные. Народ страдал и от тех, и от других. И не случайно поэтому Корнилов не получил пополнения, оказался генералом без армии, ибо только насилием она не создается. Его попытки с ходу взять Екатеринодар вылилась в авантюру, закончившуюся провалом.

Деникин оказался без войск, не пал духом. Будучи реалистом, он понимал, что у Добровольческой армии нет даже территории, где она могла бы остановиться, чтобы разбить становище, и назвать ее своей. Посоветовавшись с соратниками, Деникин взял курс на Задонье, где сразу же вступил в бои с советскими войсками. Это позволило ему навести порядок в частях и поставить под свой контроль к тому времени восставшие против большевиков донские станицы. По словам П. И. Милюкова, Деникин сумел опереться на элементы, преданные идеям монархизма и возрождения "великой единой и неделимой России", получить некоторую помощь союзников из Антанты, которых предали "большевики агенты Вильгельма".

Само "высшее начальство", прежде всего Алексеев и Деникин, в вопросе о внешней ориентации рассуждало менее элементарно. Оно не могло не считаться с тем, что союзники были далеко, а враждебная Германия, вторгшись в начале мая на правобережье Дона и в Ростов, находилась в непосредственной близости. Поэтому прежнюю непримиримость к "немецко-большевистскому нашествию", пришлось заменить более мягкой формулой "никаких сношении с немцами". Германское командование с пониманием оценило такой поворот, и разрешило Деникину открыть на Украине вербовочное бюро и отправлять оттуда добровольцев.

Но наметившуюся политику подпортил П. П. Краснов, избранный в мае атаманом Донского войска. Он повел сепаратистскую линию на сближение с Германией, чтобы с ее помощью стать "верховным вождем Южной русской армии" - освободительницы России от большевизма. Он приказал донцам покинуть Добровольческую армию, что привело к увеличению дезертирства и поставило ее на грань катастрофы. Больше того, Краснов предложил полковнику М. Г. Дроздовскому, следовавшему в тот момент через Новочеркасск с большим отрядом к Деникину, возглавить все добровольческое движение под его, атаманским, руководством. Он также просил Алексеева прислать генералов и офицеров для создания "Российской армии", командовать которой он предложил Драгомирову, заместителю Деникина. Саму Добровольческую армию атаман открыто именовал бандой. Он также приступил к созданию Доно-Кавказского союза, включая в него Кубань, рассматривавшуюся добровольцами в качестве главной своей опорной базы.

Деникин решил приструнить, зарвавшегося атамана. 28 мая он встретился с ним в станице Манычской и потребовал полного подчинения донских частей единому командованию. Однако Краснов стал в позу и дал понять, что такого тона он не потерпит. Он соглашался подчиниться Деникину только при условии, если он двинет все войска на Царицын, на соединение с восставшими чехословаками и атаманом Оренбургского казачьего войска А. И. Дутовым. Деникин и Алексеев обещали это сделать только после взятия Екатеринодара и потребовали от Краснова выдачи 6 млн. рублей, обещанных еще Калединым, превратить Дон в базу снабжения Добровольческой армии. Краснов заявил: "Хорошо. Дон даст средства, но тогда Добровольческая армия должна подчиниться мне". Деникин однозначно и твердо ответил: "Добровольческая армия не нанимается на службу. Она выполняет общегосударственную задачу и не может поэтому подчиниться местной власти, над которой довлеют областные интересы".

Возникла тупиковая ситуация. Разлад вскоре, по определению Милюкова, вылился в склоку, а ее режиссерами выступали Деникин и Краснов. Добровольцы публично теперь именовали донцов не иначе, как "всевеселым войском", находящимся на содержании германцев. Донская армия, заявил в ответ генерал С. В. Денисов, ее командующий, считается с фактом захвата немцами территории и не покидает ее, ибо она - "не странствующие музыканты как Добровольческая армия". Высказался и сам острый на язык Краснов: "Да, да, господа! Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии! Весь позор этого дела лежит на мне!". И атаман знал, что говорил. За каких-то полтора месяца, с середины мая по конец июня, он передал Деникину из полученных от немцев третью часть снарядов и четверть патронов.