Жизнь и смерть сержанта Шеломова - [48]

И вот сегодня он предупредил Митю, что будет небольшое дельце. «Дельце так дельце, лишь бы не поймали».

Кончился развод, судя по зашоркавшим по коридору офицерским сапожкам. Пол был вымыт, пыль улеглась; пока не высох — ничего, а потом придется опять сбрызнуть. Дверь распахнулась настежь: «Привет, Дмитрий-хитрый». Из всех офицеров парторг нравился ему больше всех, правда, он не видел еще своего непосредственного начальника — пропагандиста капитана Денисенко, он уехал в Союз за наглядной агитацией: красками, кистями и тому подобной мелочью, но что самое главное — за новой пишущей машинкой, на которой Мите придется строчить до дембеля. Парторг шутил, сыпал прибаутками и никогда не орал, даже не повышал тона, а просто брал за локоток и засыпал тебя словами, буквально сбивая с ног; у человека, разговаривающего с Лукасиком, начинала кружиться голова, и он соглашался на все, что угодно. Когда же замполит просил о чем-нибудь Лукасика, он кивал, улыбался, бил себя кулаками в грудь, а потом выходил из кабинета замполита и перепоручал дело Мите с Генкой, а если им было не по плечу — батальонным политработникам. Генку такая манера бесила: «Сам только что приехал, в рейды не ходил, пороха не нюхал, а уже всю работу на других валит!» Конечно, Лукасик, приехавший в Кабул чуть больше месяца назад, был стопроцентным чижиком и никаким авторитетом не пользовался у офицеров, но Мите он нравился своим характером. Он любил таких людей, у которых все в жизни легко, видимо, потому, что сам слишком серьезно воспринимал свои неудачи и обиды. А что другие за него делают работу, так все кругом так стараются жить, может, не у каждого получается. Вот Генка на полгода меньше прослужил, а как работает? Все на него спихнул, сидит на своих ящиках с учетными карточками — делает вид, что занят, а все больше бегает по поручениям, где чего достать или выменять.

Парторг порылся в столе, достал кожаную папку, вложил в нее бумаги:

— Поедешь со мной в Баграм? Дело есть. На обратном пути винограда наберем, персиков. — Митя вскочил, готовый ехать куда угодно. За тот месяц, что он просидел в этом кабинете, ему ни разу не удавалось выбраться с офицерами из полка в город, или на дорогу, где на охране стоял батальон, или, на худой конец, в дивизию.

— Автомат возьми.

В свою оружейку Митя идти не собирался. У писарей зампотеха всегда валялась куча бесхозного оружия: трофейные автоматы, пулеметы, гранатометы, но Митя плохо их знал, по вечерам отсиживался в своем кабинете, читая газеты, и только краем уха слышал, как в коридорах кипит своя писарская жизнь: крик, смех, беготня. Ему не хотелось ни с кем знакомиться.

— Ну что же ты, где автомат? — Лукасик торопился.

— Сейчас, товарищ майор. — Митя бросился в офицерский модуль за Генкой.

Он приложил ухо к двери замполитовской комнаты. За дверью тихо играла музыка, было слышно шуршание целлофана. Митя поскреб ногтем дверь. Скрипнула кровать, и затопали босые ноги.

— Кто?

— Я.

Генка приоткрыл дверь:

— Чего тебе? — Он даже не успел прожевать печенье.

— Возьми у технарей автомат. Я с Лукасиком в дивизию еду.

— Сам-то не можешь взять? — спросил Генка раздраженно. Митя лишил его отдыха на замполитовской кровати. — Ладно, пойдем.

Пока Генка надевал ботинки, Митя разглядывал сквозь щелку стол, покрытый разноцветной скатертью, а на нем — шикарный двухкассетный магнитофон.

— Класс! — Он такого никогда не видел.

— Класс, да не про нас, — бросил Генка и захлопнул дверь.

— Я ведь слышал, как ты его крутил.

— А тебе-то что? — Генка зло глянул на него. — Мне замполит разрешил.

Мите стало обидно, что Генка слушает магнитофон и ни разу не позвал его.

— Если замполит уедет, забуримся к нему, потащимся, — предложил Митя.

— Посмотрим, — пожал плечами Генка. — Мне вообще-то сказано никого не пускать.

Он стукнул в окно техчасти. Рама скрипнула, и высунулась стриженая голова. «Гриша, дай пушку, для дела надо», — Генка кивнул на Митю. Гриша посмотрел на них заспанными глазами. «Щас», — исчез в темноте и вернулся, неся автомат с откидным прикладом, китайский «АКМС». Он протянул автомат Мите: «С тебя бакшиш». — «Ладно», — хотя он не представлял, каким бакшишем расплатится с Гришей.

Лукасик нетерпеливо топтался у бронетранспортера: «Тебя, Шеломов, только за смертью посылать». Митя промолчал. «Такой уж уродился, а за смертью здесь все ходят: и рядовые и полковники».

«Бэтээр» забрался на горку за полком и, вырулив на баграмскую дорогу, пошел, пошел по асфальту, просвистываемый пыльным ветром.

Митя блаженствовал на ватниках внутри машины. Ему надоело печатать. Еще три недели назад он стучал по клавишам и радовался, что не получает подзатыльников, а сейчас кабинет с тусклыми обшарпанными окнами, и стул с продавленным сиденьем, и дребезжащая машинка — все его раздражало, и он понял, что никогда не станет штабной крысой. «Прослужу полгодика, пока не уволятся старики, и вернусь во взвод».

Погужевались они на посту действительно неплохо. Лукасик только заикнулся о винограде, как снарядный ящик, полный отборного белого винограда, оказался на бронетранспортере. С персиками дело обстояло сложнее — нужно было идти через минные поля, но Мите дали двух проводников. Они нажрались персиков до тошноты и едва дотащили плащ-палатку.