Жизнь и приключения Светы Хохряковой - [25]

Так что жизнь, повторяю, была неплохая. Но вдруг на мою голову свалилась неожиданная напасть. Повадился в наш ресторан Володька, чтобы меня «доставать». Первый раз я его просто не узнала. Сел за столик в обеденное время какой-то военный, заказал 200 г водки, борщ и жаркое. Я стала его, как положено, обслуживать. Принесла графинчик с водкой, борщ и пожелала приятного аппетита. Вдруг он говорит:

– Может, присядешь, подруга?

Я вежливо отвечаю:

– Нам не положено.

А он грубить:

– Хорош выкобениваться!

Я взглянула на него строго и чувствую, кого-то он мне напоминает. Долго на него глядела, перебирая в памяти, кто бы это мог быть. Вдруг щелчок в мозге, и я даже вскрикнула: «Володька!» и плюхнулась на стул рядом с ним.

– Чего придуриваешься!

Он выпил полстакана водки и начал хлебать борщ. Подтянулись все официантки, которые были в зале.

– Володь, рассказывай, как живешь. Мы ведь тебя не признали. Смотрим – военный какой-то незнакомый. Ты чего в форме-то?

– Тесть велел к форме привыкать. Решил по своему ведомству меня пустить. Сейчас прохожу краткий курс обучения, потом первое звание получу. Буду вас от пожаров охранять.

Он продолжал хвастаться, как у него все здорово. А я смотрела на него ошарашенно, потому что никак не могла понять – как человек за два месяца мог так измениться, он растолстел; появился, как в деревнях говорят, «мясный подбородок», на шее сзади тоже наметились жировые складки, на лбу обозначились залысины; а его родинки, которые меня раньше умиляли, превратились в противные бородавки. Цвет лица стал красноватым от полопавшихся сосудов, что было признаком употребления изрядного количества алкоголя. А ведь раньше он вообще не пил, так – винца по праздникам.

– Володь, ты что, пить стал? – спросила я.

– Ага, спиваюсь из-за любви к тебе, прошмондовка! – он противно и громко захохотал. Я отметила, что и смех у него изменился. – Ну-ка, плесни еще полстаканчика.

Я выполнила пожелание клиента. Он поднял стакан и важно объяснил:

– Нам, пожарным, без этого никак нельзя. Служба очень опасная. Каждый день как на войне, в любую минуту погибнуть можем. Тесть сказал, если не выпивать, от стресса загнешься. Оно мне надо?

И он снова захохотал. Я пошла за вторым, и пока шла, поняла, на кого стал похож мой бывший возлюбленный – на своего тестя Газиматова Валерия Геннадьевича. И что-то подсказывало мне, что скоро он станет точной копией начальника пожарной охраны г. Ежовска. Надо же! А ведь симпатичный был, я влюблена в него была, мучилась, страдала, можно сказать, – и вот такое преображение: мурло-мурлом.

Я принесла ему жаркое. Он допил водку и начал жевать мясо, одновременно продолжая хвастаться своей новой жизнью, какую чудесную квартиру выбил им тесть на одной лестничной площадке с ним, какая в квартире прекрасная мебель и что скоро тесть обещал подарить иномарку. Все это было уже неинтересно и волновал меня один-единственный глупый вопрос: пукает ли Володька в присутствии Иры Газиматовой. Но этот вопрос я ему задать, конечно, не могла.

Он доел, встал, браво оправил свою военную форму без всяких знаков отличия и поблагодарил:

– Спасибо за хлеб-соль, за общение. Приятно вас всех увидеть было. Бывайте.

И направился к выходу. Я побежала за ним:

– Ты счет забыл оплатить!

Он развернулся в дверях и с наигранным удивлением спросил:

– Какой счет, Светочка?

– Перестань дурака валять – деньги за еду и напитки.

– Деньги тебе? – он мерзко зацокал языком, захохотал и громко пошутил: – Гусары и пожарные денег не берут!

И вышел.

Мне полагалось в таких случаях бежать за нерасплатившимся клиентом и на выходе, с помощью охранника, задержать хулигана, но здесь был нестандарт, и я побежала к директору, рассказала о случившемся. Директор, по-своему обыкновению, выматерился и, скрежетнув зубами, злобно сделал печальный вывод:

– Значит, еще один нахлебничек. Ладно, переживем. Ты, главное, не психуй и не нарывайся. Перетерпи, может, отвяжется.

Но гад этот не отвязывался. Повадился обедать каждый день в «Ежике» и, если была не моя смена, издевался над другими официантками, с каждым днем все больше наглел и оскотинивался.

Взялась было урезонить его Наталья Григорьевна, стала сама обслуживать, да с великой лаской, которую этот засранец никак не заслуживал:

– Володечка, как на службе, как дома, как Ирочка?

И получила:

– Чё ты, старая грымза, вокруг меня вертишься? Мне на твои отвисшие сиськи смотреть противно. Давай гони молодую. Светки нет? Тогда Маринку зови!

Наталья Григорьевна – женщина закаленная и спокойная – решила продолжать воздействовать добром:

– Зачем же ты, Володя, меня обижаешь? Столько лет работали вместе; я помню, как ты сюда первый раз пришел. Ой, совсем молоденький был. Прямо мальчишечка, хоть и после армии. Помогала тебе, помнишь? Но ты очень понятливый был, на лету все схватывал. Не зря тебя старшим назначили. И старшим ты хорошим был, справедливым. Авторитет себе сразу заслужил. Мы и сейчас тебя все любим…

Про любовь было лишнее.

– Любите?! – возопил Володька. – Всю свадьбу мне изговняли, поганки. И ты, дура старая, на сцену полезла. Не стыдно? Тебе уж в дом престарелых пора, а она – в певицы. Пошла от меня, видеть тебя не могу, дохлятиной от тебя несет.