Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - [296]

Увидев его, Джонас вскочил с места и, неистово выругавшись, поднял над головой стул, словно собираясь хватить им своего врага; и он, без сомнения, так и сделал бы, если б не растерялся от удивления и ярости, дав таким образом возможность высказаться Тому, сохранившему присутствие духа.

— Вам незачем прибегать к насилию, сэр, — начал Том. — Хотя то, что я собираюсь сказать, относится к вашим делам, я ничего о них не знаю и не желаю знать.

Джонас был до того взбешен, что не мог говорить. Он распахнул дверь настежь и, топнув ногой, указал Тому выход.

— Вы не можете предполагать, — сказал Том, — что я пришел сюда для того, чтобы мириться с вами или для собственного удовольствия, и потому мне совершенно все равно, как вы меня примете и как со мной проститесь. Выслушайте то, что я хочу сказать, если вы не сумасшедший. Я передал вам письмо на днях, когда вы собирались уехать за границу.

— Передал, вор ты этакий! — ответил Джонас. — Я тебе еще заплачу за эту передачу, да и по старому счету кстати. Заплачу, не беспокойся!

— Тише, тише, — сказал Том, — незачем тратить на ветер бранные слова и праздные угрозы. Я хочу, чтобы вы ясно поняли, — именно потому, что я намерен держаться как можно дальше от вас и от всего, что вас касается, а вовсе не оттого, чтобы я хоть сколько-нибудь боялся вас, это было бы позорной трусостью… Так вот, поймите меня, я не имею никакого отношения к этому письму; я ничего не знаю о нем, не знал даже, кому именно я должен передать его, а получил я его от…

— Клянусь богом! — крикнул Джонас, в ярости хватая стул. — Я размозжу тебе голову, если ты скажешь еще хоть слово.

Том, однако, упорствовал в своем намерении и уже открыл было рот, собираясь заговорить снова, как Джонас набросился на него, словно дикарь, и, конечно, несдобровать бы Тому, который был безоружен и не мог защищаться, тем более что сестра уцепилась за него, если бы Мерри не бросилась между ними, умоляя гостей уйти, ради всего святого. Мучения этой бедняжки, испуг Руфи, а также то, что Том не мог заставить себя выслушать и не мог противостоять напору миссис Гэмп, которая навалилась на него, как перина, и всей своей тяжестью вытолкала за дверь, так что ему пришлось пятиться с лестницы, — все это оказалось сильнее Тома. Он отряс прах от ног своих и ушел, так и не назвав имени Неджета.

Если бы это имя было произнесено; если бы Джонас своей наглостью и низостью не принудил однажды Тома дать ему смелый отпор, за что потом и возненавидел его со свойственной ему злобой (а вовсе не за последнюю обиду); если бы Джонас узнал от Тома, — а в тот день он мог бы это узнать, — какой нежданный соглядатай следит за ним, — он был бы спасен и не совершил бы злого дела, которое уже близилось к своей мрачной развязке. Но этот роковой исход был делом его собственных рук; яма была вырыта им самим; мрак, сгущавшийся вокруг него, был тенью, которую отбрасывала его собственная жизнь.

Его жена закрыла дверь и тут же у порога бросилась перед ним на колени. Она протягивала к нему руки, умоляя сжалиться над ней, ибо она вмешалась, только боясь кровопролития.

— Так, так! — сказал Джонас, глядя на нее сверху вниз и с трудом переводя дыхание. — Вот с кем ты водишь компанию, когда меня нет дома. Ты в заговоре с этими людьми, да?

— Право же, нет! Я ничего не знаю о ваших тайнах, не знаю, что все это значит. После того как я уехала из дому, я видела мистера Пинча всего один раз — нет, всего два раза — до сегодня.

— Ага! — насмехался Джонас, придравшись к этой оговорке. — Всего раз, или всего два? Что же верней? Может, два раза да один раз? Три раза! А еще сколько, лживая ты дрянь?

Он сделал сердитое движение рукой, и она боязливо отшатнулась: красноречивое движение, таившее в себе жестокую правду!

— А еще сколько раз? — повторил он.

— Ни одного. В то утро и сегодня, и еще один раз — он собирался уже ответить ей, когда начали бить часы. Он вздрогнул, остановился и прислушался, казалось вспомнив какое-то дело или тайный замысел, сокрытый в его груди и вновь вызванный к жизни этим напоминанием об уходящих часах.

— Не валяйся! Встань!

После того как он помог ей подняться, дернув ее за руку, он продолжал:

— Слушайте меня, молодая особа, да не хнычьте без причины, а не то я вам ее доставлю. Если я еще раз застану его в моем доме или узнаю, что ты его где-нибудь видела, ты в этом раскаешься. Если ты не будешь глуха и нема во всем, что касается моих дел, пока я не позволил тебе говорить и слушать, ты в этом раскаешься. Если ты не исполнишь всего, что я прикажу, ты в этом раскаешься. Теперь слушай. Который час?

— Минуту назад пробило восемь.

Он пристально вгляделся в нее и сказал, старательно и раздельно выговаривая слова, будто заучил их наизусть:

— Я был в дороге день и ночь и очень устал. Я потерял деньги, и от этого мне не легче. Принеси мне ужин в пристройку внизу и приготовь складную кровать. Я буду спать там сегодня, а может быть и завтра; если я просплю весь завтрашний день, тем лучше, мне надо заспать все это, если только я смогу. Старайся, чтобы в доме было тихо, и не буди меня. И не позволяй никому будить меня. Дай мне покой.