Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - [32]

Шрифт
Интервал

Было ли у него такое намерение или нет, — и случайно ли сломалась в критическую минуту трубка моего отца или он сам в гневе сломал ее, — выяснится в свое время.

Глава VII

Хотя отец мой был превосходным натурфилософом, — в нем было также нечто от моралиста; вот почему, когда его трубка разломалась пополам, — — ему бы надо было только — в качестве такового — взять два куска и спокойно бросить их в огонь. — Но он этого не сделал; — он их швырнул изо всей силы; — и чтобы придать своему жесту еще больше выразительности, — он вскочил на ноги.

Было немного похоже на то, что он вспылил; — — характер его ответа дяде Тоби показал, что так оно и случилось.

— Не хочет, — сказал отец, повторяя слова дяди Тоби, — чтобы мужчина находился так близко возле ее.... Ей-богу, братец Тоби! вы истощили бы терпение Иова; — а я, и не имея его терпения, несу, кажется, все постигшие его наказания.

— — Каким образом? — Где? — В чем? — — Почему? — По какому поводу? — проговорил дядя Тоби в полнейшем недоумении. — — Подумать только, — отвечал отец, — чтобы человек дожил до вашего возраста, братец, и так мало знал женщин! — Я их совсем не знаю, — возразил дядя Тоби, — и думаю, — продолжал он, — что афронт, который я потерпел в деле с вдовой Водмен через год после разрушения Дюнкерка, — потерпел, как вы знаете, только благодаря полному незнанию прекрасного пола, — афронт этот дает мне полное право сказать, что я ровно ничего не понимаю в женщинах и во всем, что их касается, и не притязаю на такое понимание. — — Мне кажется, братец, — возразил отец, — вам бы следовало, по крайней мере, знать, с какого конца надо подступать к женщине.

В шедевре Аристотеля сказано, что «когда человек думает о чем-нибудь прошедшем, — он опускает глаза в землю; — но когда он думает о будущем, то поднимает их к небу».

Дядя Тоби, надо полагать, не думал ни о том, ни о другом, — потому что взор его направлен был горизонтально. — «С какого конца», — проговорил дядя Тоби и, повторяя про себя эти слова, машинально остановил глаза на расщелине, образованной в облицовке камина худо пригнанными изразцами. — С какого конца подступать к женщине! — — Право же, — объявил дядя, — я так же мало это знаю, как человек с луны; и если бы даже, — продолжал дядя Тоби (не отрывая глаз от худо пригнанных изразцов), — я размышлял целый месяц, все равно я бы не мог ничего придумать.

— В таком случае, братец Тоби, — отвечал отец, — я вам скажу.

— Всякая вещь на свете, — продолжал отец (набивая новую трубку), — всякая вещь на свете, дорогой братец Тоби, имеет две рукоятки. — Не всегда, — проговорил дядя Тоби. — По крайней мере, — возразил отец, — у каждого из нас есть две руки, — что сводится к тому же самому. — Так вот, когда усядешься спокойно и поразмыслишь относительно вида, формы, строения, доступности и сообразности всех частей, составляющих животное, называемое женщиной, да сравнишь их по аналогии — — Я никогда как следует не понимал значения этого слова, — — — перебил его дядя Тоби. — — — Аналогия, — отвечал отец, — есть некоторое родство и сходство, которые различные… Тут страшный стук в дверь разломал пополам определение моего отца (подобно его трубке) — и в то же самое время обезглавил самое замечательное и любопытное рассуждение, когда-либо зарождавшееся в недрах умозрительной философии; — прошло несколько месяцев, прежде чем отцу представился случай благополучно им разрешиться; — в настоящее же время представляется столь же проблематичным, как и предмет этого рассуждения (принимая во внимание запущенность и бедственное положение домашних наших дел, в которых неудача громоздится на неудаче), — удастся ли мне найти для него место в третьем томе или же нет.

Глава VIII

Прошло часа полтора неторопливого чтения с тех пор, как дядя Тоби позвонил и Обадия получил приказание седлать лошадь и ехать за доктором Слопом, акушером; — никто поэтому не вправе утверждать, будто, поэтически говоря, а также принимая во внимание важность поручения, я не дал Обадии достаточно времени на то, чтобы съездить туда и обратно; — — — хотя, говоря прозаически и реалистически, он за это время едва ли даже успел надеть сапоги.

Если слишком строгий критик, основываясь на этом, решит взять маятник и измерить истинный промежуток времени между звоном колокольчика и стуком в дверь — и, обнаружив, что он равняется двум минутам и тринадцати и трем пятым секунды, — вздумает придраться ко мне за такое нарушение единства или, вернее, правдоподобия, времени, — я ему напомню, что идея длительности и простых ее модусов[94] получена единственно только из следования и смены наших представлений — и является самым точным ученым маятником; — и вот, как ученый, я хочу, чтобы меня судили в этом вопросе согласно его показаниям, — с негодованием отвергая юрисдикцию всех других маятников на свете.

Я бы, следовательно, попросил моего критика принять во внимание, что от Шенди-Холла до дома доктора Слопа, акушера, всего восемь жалких миль, — и что, пока Обадия ездил к доктору и обратно, я переправил дядю Тоби из Намюра через всю Фландрию в Англию, — продержал его больным почти четыре года, — а затем увез в карете четверкой вместе с капралом Тримом почти за двести миль от Лондона в Йоркшир. — Все это, вместе взятое, должно было приготовить воображение читателя к выходу на сцену доктора Слопа — не хуже (надеюсь), чем танец, ария или концерт в антракте пьесы.


Еще от автора Лоренс Стерн
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии

Лоренс Стерн — крупнейший английский писатель XVIII века, кумир всего читающего Лондона. Творчество Стерна оказало продолжительное влияние на всю европейскую литературу, а его роман `Сентиментальное путешествие` дал название новому литературному направлению. Сентименталисты обожествляли `чувствительного Йорика`, романтики оценили в полной мере иронию и юмор писателя, Оноре де Бальзак и Лев Толстой признавали Стерна — психолога, а Джеймс Джойс и Вирджиния Вулф увидели в его творчестве истоки современного романа.


Рекомендуем почитать
Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Макбет

Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.


Цвет из иных миров

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.


Тихий Дон. Книги 3–4

БВЛ - Серия 3. Книга 72(199).   "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".