Жизнь и мечты Ивана Моторихина - [2]

Иван сразу ушел на кухню. Однако слышал все - замер около плиты.

- У нас государственная политика, - с раздражением продолжал Павел Терентьич, - а ты эту политику нарушаешь. - Отец, видно, порывался что-то возразить, потому что Павел Терентьич сказал: - Помолчи! - выждал для солидности и дальше: - Надо школьную молодежь закрепить на селе. Егоров курсы кончил на отлично - ему и трактор.

- А я? Я что?! - не выдержал отец. - Я, значит, на драндулете ковыляй?

- Пустое, Моторихин. Трактор у тебя еще хороший. Вполне.

- Хороший? Ты на нем работал? А? Работал? Что ты знаешь?!

"Это лишку", - подумал Иван. Ему неловко стало, что отец сорвался на крик.

- Не работал, а знаю, - спокойно ответил Павел Терентьич, - главный инженер говорил.

- Вот главный пусть и работает! На моем, на хорошем! - язвительно выкрикнул Петр Иваныч. - Я колхозу все отдаю, а мне шиш!

- Ну, знаешь, Моторихин, я с мужиком пришел разговаривать, а не с дурной бабой, - сказал Павел Терентьич. - Или зарабатываешь мало? Или в газете не про тебя печатали?

- К черту! - закричал Петр Иваныч. - Отдавай сопляку новый трактор! Расчет беру!

Иван медленно краснел за ситцевой занавеской. "Ну, зачем так... Раскричался, как Ворониха".

Ворониха была известная на селе блажная баба. От ее крика соседи ставни закрывали. Иван оглянулся и тихо закрыл на кухне фортку.

- Я себе место найду! - сдавленно кричал отец. - Россия большая! Уважать будут! Культурно! - Иван увидел в щелочку, как он махнул рукой, чтобы показать, какая она большая, Россия, да так неловко махнул, что задел кружку с молоком, расплескал молоко по скатерти и выругался.

- Это конечно, - сказал председатель, - люди везде нужны.

- То-то, - буркнул отец.

- Люди, я говорю! - повторил председатель с нажимом и пошел прочь. На пороге обернулся: - Легкий вы человек, Петр Иваныч.

Иван видел - отец задохнулся от злости. Шутка ли: председатель "выкнул" его!

Иван стоял не двигаясь. Стыдно было за отца.

Отец подошел, откинул занавеску, увидел Ивана, вспомнил, что тот был свидетелем разговора, на лице его возникла и секунду держалась гримаса неудовольствия, но он тут же упрямо скинул ее и сказал:

- А что думаешь - и уеду! Медом не намазано! Я мастер, на руках носить будут. Культурно!

"Чистый дядя Егор", - с горечью подумал Иван.

* * *

Дядя Егор, брат отца, жил в областном городе, работал мастером по ремонту телефонов, но когда его спрашивали, где он работает, почему-то отвечал неопределенно и не глядя в глаза собеседнику: "Я по связи больше". Загадочное "по связи" производило впечатление. Собеседник делал понимающий вид и кивал: "По связи, говоришь. Дельно. Это дельно".

Дядя Егор редко наезжал в деревню. Ему, как он прямо заявлял, недоставало здесь культуры. Бывал он обычно ранней осенью, когда яблоки собирали, или под зиму, когда резали борова. И долго не задерживался.

Развалившись с ногами на кушетке, не снимая с бритой головы кепи из серебристого каракуля, он лениво хвалился своим городом:

- Горячая вода - культура. Магазин без продавцов, "Дружба", подходи бери. Ванна, кафель - культура! Куда ни пойдешь - асфальт.

Мать сердилась:

- Нехристь! Шапку снял бы! В доме сидишь!

Дядя Егор поворачивал к ней влажный выпуклый глаз:

- Мне медицина предписала, а ты лаешься. Культура!

Но шапку все-таки снимал. Иван, как зачарованный, глазел на его голый череп, который блестел под лампочкой, будто лаком покрыт.

А еще дядя Егор любил, чтобы звали его Георгием.

* * *

Нет, Иван не принял тогда всерьез отцовских разговоров про отъезд. Думал - слова. Однако обернулось делами.

Нрав у отца неукротимый. Заявление не взял обратно.

Партийные люди приходили. Уговаривали. Тихо, по-хорошему.

Куда там! Закусил удила, понесся...

Но мать! Вот что непонятно Ивану - почему мать не против? Почему она со спокойной душой принимает эту перемену в жизни?..

Впрочем, одно разногласие у них было - куда ехать. Отец голосовал за город, ему покою не давал пример дяди Егора: культура!

- Ну, помаемся годик-другой, на стройку пойдем, а там квартиру дадут. Газ, вода горячая.

Но тут мать была непреклонна: "Не поеду в город, и все!" Она звала отца в Ступино, откуда сама была родом.

Вот, наверно, где крылась причина, почему Надежда Егоровна Моторихина с легким сердцем готова была покинуть Фалалеево. Тянуло ее в родные места. Там, в пустом одичавшем доме, одна-одинешенька, жила ее мать, бабушка Ивана, Прасковья Васильевна.

Отец погомонил, поворчал и согласился. "Ладно, - сказал, - все ближе к городу".

Это верно. От Ступина до города рукой подать.

Главное у родителей было решено. Оставались хозяйственные заботы.

* * *

Даже теперь, когда все стало ясней ясного, Иван не мог до конца осознать реальность события, участвовать в котором ему предстояло. Он находился в каком-то полусне, выйти из которого боялся, потому что пробуждение грозило правдой, а правда была горькая. Все, что он слышал вокруг себя, все эти разговоры насчет отъезда, сборы, суета казались ему шуткой, глупой и злой взрослой шуткой, достаточно грубой, чтобы, пошутив, - извиниться. Казалось, вот-вот все кончится громким хохотом, как за столом, когда разыгрывают.