Жизнь и Любовь - [5]

Всё это великолепие деревьев сходится верхушками над тропой, создавая своеобразную крышу от солнечных лучей, в какой-то степени дождя, да и ветра. Поэтому, идя по кажущейся сумрачной тропе, можешь чувствовать себя в относительной безопасности от сил природы. Только изредка возникает вопрос, почему тропа названа Солнечной, если само солнце на неё почти не проникает. Но, конечно, нет-нет, да и раскрывается она светлому небу, выходя на открытые просторы, когда деревья вдруг расступаются, открывая замечательные виды на далёкое внизу море с его скалой Парус и Ласточкиным гнездом по одну сторону и Ялту с Медведь горой по другую. Тогда-то и проливаются солнечные лучи, обдавая своим летним жаром, заставляющим желать поскорее снова окунуться в лесную чащу.

Но что это? Меня привлёк не шелест листьев, так как движение совершенно бесшумно, а именно какое-то едва уловимое движение в траве. Неужели змея? И точно. Но какая же огромная. Она быстро уползает в сторону от тропы, и её серое ленточное тело скрывается за скалой. Она похожа на удава, но это явно не удав. Они здесь не водятся. Неужели мне посчастливилось увидеть редкого гостя полоза? Каким ветром его сюда занесло, какие такие неотложные дела его привели в эти края? Обычно он проживает гораздо выше. Полоза бояться нечего. Это совершенно безобидное существо. Я очень доволен своей удачей.

Время от времени обнаруживаю радующие глаз надписи, выгравированные некогда неизвестными дотошными людьми на огромных каменных глыбах: «Вы прошли тысячу метров», «Вы прошли четыре тысячи метров» и так далее, пока не попадаю к самому концу тропы у санатория имени Розы Люксембург. Тут, как специально, мне встречается рыжая белка с пушистым хвостом. Она прыгает с ветки на ветку и останавливается, как бы приглашая её сфотографировать. Что я незамедлительно и делаю.

Вышагивая по тропе километр за километром, невольно задумываешься о красоте и величии природы, в которой хочется жить. Это не город с его вечной сутолокой, мечущимися в разном направлении машин, трамваев, троллейбусов, с их громом, звоном и выхлопами газов среди каменных глыб домов вдоль улиц и площадей, по которым снуют толпы людей, безразличных к твоей судьбе, занятых своими бесконечными проблемами.

В лесу, на тропе, ты один на один с природой, которая, кажется, тебя понимает и тебе сочувствует, живёт с тобою вместе, это тропа жизни.

Неожиданное огорчение

Возвращаюсь в Ливадию тем же неторопливым, но бодрым шагом. На весь путь туда и обратно ушло три с половиной часа. К ужину успел, но соседей моих – девочки, имени которой я так и не узнал, и её предков – уже не было. Только на следующий день за завтраком я увидел сидящих за столом маму, бабушку и дедушку, но без самой девочки.

– А где же ваша Бояморя? – смеясь, спросил я.

Неужели, думаю, оказалась ещё и сплюшкой и проспала завтрак?

– Она, к сожалению, заболела, – ответил грустно дедушка. – Мы должны вас за это поблагодарить.

Такой оборот дела меня сразу насторожил и отнюдь не обрадовал. Я, естественно, сразу поинтересовался:

– А что случилось?

Ответ меня поразил:

– Дело в том, что Оксаночка (девочку, оказывается, звали Оксана) никогда раньше не заходила в море, как мы её ни уговаривали. Она очень упрямая. А мы никогда её не заставляем что-то делать. Но вчера после обеда вас на пляже не было, а Оксаночка вдруг разделась, вошла в море почти по пояс и села так, что одна голова торчала над водой. Я бросился к ней, испугался, чтобы она не захлебнулась, а она говорит: «Отойди, деда, я буду характер вырабатывать. Меня дяденька обозвал Бояморя, потому что я моря боюсь». Мы сначала обрадовались тому, что, наконец-то, она решилась хотя бы помокнуть, но она долго сидела и ни в какую не хотела выходить. Видимо, вас ждала. Ну, а когда вышла, то у неё зуб на зуб не попадал. Вечером, как и следовало ожидать, слегла она с температурой тридцать девять и шесть. И сейчас лежит вся мокрая от пота. Так что спасибо вам за совет по выработке характера.

Услышав рассказ, мне стало не по себе, и я пробормотал:

– Извините меня, но это же дикость какая-то. Ведь надо же закалять девочку. Как же можно быть у моря и не купаться? Да нельзя же во всём потакать ребёнку. А если она в огонь полезет, вы тоже ей позволите? Нужно было окунуть её и сразу же растереть сухим полотенцем до жара. Это же элементарно.

– Она у нас слабенькая, хрупкая, – вставила горестно бабушка.

– Так потому и слабенькая, что никто не заставил её закаляться и заниматься спортом.

Словом, разговор получился для меня неприятным. Моё пребывание в санатории в этот день заканчивалось, и я уехал из него с чувством своей вины перед девочкой и её родными. Кто знает, как сложится её судьба после этой простуды, которая может перейти в воспаление лёгких?

Страничка истории

А через год, в две тысячи пятнадцатом, я опять приехал в Ливадию: уж очень понравился мне этот санаторий. Прежде всего, как историческое место. Не говоря уже о том, что в этом году исполнилось девяносто лет со дня образования здесь здравницы для трудящихся, санаторий известен проведенной здесь во время войны в 1945 году конференцией трёх держав: Англии, США и России. По случаю семидесятилетия победы над Германией в этом году возле Ливадийского дворца установили памятник, посвящённый встрече руководителей государств. Архитектор изваял Сталина, Рузвельта и Черчилля, сидящими на скамейке. Памятник сделан по широко известной фотографии. Хорошо прочитываются несколько ироничное выражение на полном лице Черчилля, раздумчивое лицо Рузвельта и строгий вид Сталина с его неизменной трубкой в руке.