Жизнь графа Дмитрия Милютина - [6]

В Берлине, Лейпциге, Дрездене, Праге Дмитрий Милютин отыскивал своих знакомых по Петербургу, занимавших почетное служебное место или отдыхавших после трудов праведных в России, – посланника барона Мейендорфа, военного агента генерала Мансурова, первого секретаря Озерова, профессора князя Николая Сергеевича Голицына. А главное – осматривал достопримечательности этих городов, в Дрездене ходил в знаменитую картинную галерею, музей «Зеленые своды», арсенал в Цвингере, осмотрел под Дрезденом поле сражения 1813 года, часто бывал в театрах и слушал знаменитые оперы. И всюду видел довольство обывателей, которые чаще всего за кружкой пива часами сидели и говорили о жизни.

Девять дней Милютин прожил в Вене, побывал в картинной галерее в Бельведере, с интересом осмотрел анатомический музей Медико-хирургической академии, собор Святого Стефана, Августинскую церковь с памятником Кановы, Капуцинскую со склепом императорской фамилии. Гулял по бульварам, а вечерами бывал в театрах, особенно в опере: «Венская опера была великолепна», – вспоминал Милютин. Он слушал оперы «Гугеноты», «Пуритане», «Оберон»… В воскресенье Милютин пошел посмотреть императорский дворец и выход всей императорской фамилии из покоев дворца в дворцовую церковь. Возглавлял процессию тщедушный старичок – император Фердинанд Четвертый, за ним – вся фамилия с приближенными, среди них – знаменитый европейский политик Меттерних.

Из Вены – в Зальцбург, где вечером слушал «Норму», а на следующий день – в Мюнхен, где встретился с другом Теслевым, с которым надеялся провести весь дальнейший путь, в Италии. Всю дорогу Милютин сравнивал жизнь немецких поселений с отечественными, и сравнение всегда больно ударяло в патриотическое самолюбие Милютина, уж слишком проигрывала Россия. В Мюнхене прожили девять дней, бродили по улицам, заходили в музеи, галереи, в церкви, «а по вечерам бывали в театре, преимущественно в опере». И повсюду поражали великолепные здания, построенные по проектам знаменитых германских архитекторов Кленца, Гертнера, Ольмюллера. Милютин в детстве и юности увлекался архитектурой, знал различные стили и отделку зданий. Но потом, увидев в Италии и Франции тоже великолепные здания, несколько изменил свое восхищение мюнхенской архитектурой: «Почти все, казавшееся мне прежде новым и оригинальным, было подражание, копировка».

23 ноября (5 декабря) Милютин и Теслев въехали в Верону, и природа, люди, встречи, исторические достопримечательности решительно изменились: «Как ни убеждает разум в преимуществах рассудительности, аккуратности и трудолюбия германской расы над страстностью, беспорядочностью и беспечностью расы романской, все-таки для нашего славянского чувства симпатичнее живой, одушевленный, добродушный итальянец, чем тяжелый, флегматичный, сдержанный тевтон» (То же. С. 344).

Затем Милютин-турист побывал в Италии, Франции, Англии, Бельгии и Голландии, повсюду жадно всматривался в достопримечательности каждой страны, всматривался в жизнь каждого народа, оставляя на страницах своего дневника многочисленные впечатления от увиденного и услышанного.

В Италии все было ново и необыкновенно, в Вероне сохранилось много древних построек, огромный амфитеатр, римские стены и арки, удивительные средневековые церкви с росписями знаменитых художников. Стоило ему посмотреть здания романского стиля, как тут же пропала вся новизна немецких построек, несомненно заимствованных у итальянцев. Посмотрели могилы Ромео и Джульетты, посмотрели в Вероне и военные пункты, постройку фортов, которыми австрийцы, владевшие Северной Италией, надеялись защитить территорию Ломбардии от нападения. Здесь впервые Милютин ощутил ненависть итальянцев к австрийцам, населившим шпионами эту благодатную часть Италии. А кругом был «непрерывный сад фруктовых деревьев и виноградников» от Вероны до Мантуи, «одной из сильнейших европейских крепостей». И здесь путешественники столкнулись с небывалой придирчивостью австрийских полицейских, проверявших документы. Затем последовали Болонья и Флоренция, в которой прожили недели три. Покорила не только дешевизна, но и восхищение высотой художественной культуры, «каждый день неутомимо и добросовестно осматривали все, что заслуживало внимания», «с наслаждением останавливался пред некоторыми знаменитыми произведениями живописи», заходили в знаменитые галереи, посещали церкви, по-прежнему Дмитрия Милютина интересовали архитектурные постройки, долго всматривался в палаццо Ритти и сравнивал его со слабым подражанием в Мюнхене, Праздник Рождества Христова отмечали в церкви Святой Анунциаты; «Зная набожность и ханжество итальянцев, мы были весьма удивлены полным отсутствием в церкви благочиния: оркестр играл пьесы, малоподходящие к божественной службе; в толпе говор, движение, детские крики, даже лай собачий; по сторонам алтаря поставлены часовые с ружьями, в головных своих уборах».

В Неаполе решили прожить около месяца, так восхитил путешественников «очаровательный залив Неаполитанский, с дышащим Везувием и прелестными силуэтами островов Капри, Исхиа и Прочида». «Этот месяц оставил в моей памяти неизгладимые впечатления». 84 страницы Дмитрий Милютин заполнил в своем дневнике, чтобы передать впечатления об искусстве, о природе и жизни. Милютин и Теслев отыскали в Неаполе своего приятеля Чарыкова, повидались с генералом Иваном Федоровичем Веймарном, который встретил их «с распростертыми объятиями», и виделись почти ежедневно. Вместе побывали в галереях, музеях, познакомились с богатейшим хранилищем драгоценных произведений искусства, по вечерам ходили в театры. «Из всего виденного нами, конечно, самым любопытным был Везувий, с погребенными у подошвы его древними городами – Помпея и Геркуланум, – писал Милютин. – Нам удалось подняться на вершину Везувия в прекрасный, ясный и теплый день, так что мы могли не только видеть самый кратер вулкана, но и насладиться открывающеюся с этой высоты обширною панорамою. День 5/17 января, когда мы совершили это любопытное восхождение, памятен мне и по особому, лично для меня счастливому обстоятельству: на вершине Везувия я в первый раз встретил ту, которая впоследствии сделалась подругой моей жизни. В одно время с нами путешествовала по Италии г-жа Poncet, вдова генерал-лейтенанта, бывшего еще в 1814 году начальником штаба в корпусе графа Воронцова и умершего от чумы в Турецкую войну 1828–1829 годов. Вдову его сопровождала молоденькая дочь ее, которая с первой же встречи произвела на меня небывалое еще в моей жизни впечатление. Елизавета Максимовна Веймарн познакомила меня с новыми нашими спутницами, и с того времени мы виделись часто, иногда вместе странствовали, что доставляло мне случай все более сближаться с будущею моею женой. Таким образом, от случайной встречи на Везувии зависела вся моя счастливая будущность» (С. 355–356). Вечера проводили то у Веймарнов, то у Понсэ, то в опере, то на публичном чтении «Ревизора» Гоголя, который уже тогда начал приобретать известность. Гоголь читал в зале князя Волконского «с благотворительной целью – в пользу одного бедного русского художника».