Жизнь Чезаре Борджиа - [9]

Большинство писателей, прошлых и современных, трактовали эти выборы как заведомую серию циничных сделок; ничем иным, по их мнению, не может быть объяснен приход к верховной власти столь отъявленного негодяя, как Борджа. Конечно, полностью исключать участие золота в событиях одиннадцатого августа не следует; сказочное богатство и щедрость преосвященного Родриго, а также «свойственная ему непостижимая ловкость» — факты столь же общеизвестные и достоверные, как и откровенная продажность многих его «коллег», также облаченных в пурпур. Но был ли Борджа негодяем, верно ли утверждение, что «никогда на престоле св. Петра не находился человек худший, чем он»?

Оправдать подобные заявления можно только невежеством их авторов. Ни один исследователь, изучивший историю папства, не может с чистой совестью утверждать, что Александр VI по своим личным, человеческим качествам был хуже взбалмошного, алчного и сварливого Сикста IV или ничтожного Иннокентия VIII. Как и они, Борджа отнюдь не увлекался пастырской деятельностью, но зато в отличие от своих предшественников проявил несомненный ум и способности политика.

Конечно, с позиций сегодняшнего дня кажется противоестественным, что первосвященнические обязанности были возложены на человека корыстного, аморального и, в сущности, совершенно нерелигиозного. Однако воздержимся от искушения апеллировать к этическим нормам современности. Борджа, будучи гораздо одареннее других кардиналов и пап XV века, не возвышался над средним нравственным уровнем людей своего круга, но вряд ли это нужно ставить ему в вину.

Папство эпохи Возрождения — исторический феномен, почти не имевший аналогии. Считаясь наместником Христа на Земле, римский папа был в то же время государем, и его вооруженные силы использовались в столь же мирских целях, как и армии светских владык. Такое положение вещей, в корне противоречащее духу и букве Евангелия, не могло не наложить отпечаток фальши и двусмысленности как на деятельность пап, так и на их образ мыслей. Искреннее служение Богу несовместимо даже с дипломатией, тем более — с военной деятельностью. А преемники св. Петра вспоминали о духовном значении церкви и своем архипастырском достоинстве лишь в те минуты, когда требовалось добиться уступки или покорности от какого-нибудь европейского венценосца. Лишь мощная волна Реформации, ставшая смертельной угрозой для полновластия католической церкви, отрезвила римских первосвященников. Можно сказать, что именно великое сражение за умы и сердца христианского мира, разгоревшееся в XVI веке, стало причиной нравственного возрождения католицизма. Но до начала этих событий оставалось еще почти полвека. Пока что, не подвергаясь систематической и нелицеприятной критике, князья церкви без зазрения совести пользовались в личных целях своим исключительным положением. Немаловажно и следующее обстоятельство: многие из них принимали слишком уж всерьез догмат о собственной непогрешимости. А поскольку церковное гссударство рассматривалось как прообраз Царства Божьего на Земле, то стремление пап расширить его пределы получало солидное теологическое обоснование.

Сын своего времени, Александр VI думал и действовал в соответствии с традицией и живыми примерами. Но, будучи умнее и последовательнее большинства своих предшественников, он сумел вплотную приблизиться к не достигнутому никем из них идеалу — созданию мощного теократического государства, управляемого единой династией. Родриго Борджа и его сын Чезаре пугали соперников не жестокостью и вероломством, а силой, решимостью и удачливостью. Именно зависть и ненависть, порожденные этим страхом, вдохновляли историографов, создавших впоследствии эпопею злодеяний Борджа. Теми же причинами объясняется тенденциозность, а зачастую и недостоверность в изложении многих исторических эпизодов, сопутствующих избранию Александра VI.

Так, Виллари, заметив, что «весть о его избрании вызвала уныние во всей Италии», приводит в качестве одного из самых ярких и известных примеров рассказ о неаполитанском короле Ферранте, который, узнав об интронизации Борджа, не смог удержать слез, «хотя прежде ничто, даже смерть собственных детей, не повергало его в столь глубокую скорбь». Возникает действительно возвышенная картина: богобоязненная, благочестивая душа, пораженная горем и ужасом при виде воплощенного порока, взявшего бразды правления церковью; благородный король, оплакивающий кончину всех христианских надежд. Но прежде чем вместе с хронистом умиляться этой трогательной историей, попытаемся задать вопрос: что еще нам известно о короле Ферранте?

Оказывается, главной чертой характера неаполитанского монарха была жестокость, граничащая с патологией. Достаточно привести лишь одну деталь — ее упоминает Джовио в «Истории моего времени». Королю доставлял особое удовольствие вид поверженного врага — удовольствие столь острое, что его хотелось продлить. Трупы политических и иных противников Ферранте, казненных, замученных или умерших в темнице, набальзамированные придворными медиками, доставлялись во дворец и одетые в их собственную одежду хранились в одной из дворцовых зал. У короля скопилась целая коллекция таких мумий, и ничто не радовало его сильнее, чем их созерцание.