Жизнь боя - [10]

В данганской церкви святого Петра белые занимают поперечный неф, возле алтаря. Они слушают обедню в удобных плетеных креслах с бархатными подушками на сиденьях. Мужчины и женщины находятся вместе. Г-жа Сальвен сидела рядом с комендантом, тогда как во втором ряду Птичья Глотка и инженер-агроном с трогательным единодушием наклонялись к двум толстым девицам Дюбуа. Сзади них доктор то и дело поправлял золотые галуны на своих чересчур длинных эполетах. Супруга доктора искоса посматривала на ухищрения Птичьей Глотки и инженера, делая вид, будто позабыла все на свете за чтением молитвенника. Иногда она поднимала голову, чтобы посмотреть, чем заняты комендант и г-жа Сальвен. Когда доктор не поправлял галунов, он нетерпеливо ловил муху, кружившуюся над его багровыми золами.

Разделенный надвое главный неф храма отведен неграм. Они сидят на бревнах вместо скамей под бдительным надзором законоучителей, готовых жестоко наказать их за малейшую рассеянность. Вооружившись плетьми, эти служители божьи шагают взад и вперед по проходу, отделяющему мужчин и женщин.

Но вот появился отец Вандермейер, величественный в своем сверкающем облачении, предшествуемый четырьмя служками-неграми в красных одеждах. Зазвонил колокол. Началась обедня. Законоучители выбивались из сил — они руководили представлением, старательно ударяя ладонью по требникам. Туземцы вставали, падали на колени, поднимались, садились — все это в такт глухим хлопкам. Мужчины и женщины умышленно поворачивались друг к другу спиной, чтобы не переглядываться. Законоучители ловили каждый их взгляд.

Между тем, воспользовавшись удобной минутой, Птичья Глотка пожимал руку своей соседке, а туфельки г-жи Сальвен незаметно приближались к башмакам коменданта.

Отец Вандермейер провозгласил наконец: «Ite missa est»[10]. Белые встали и вышли через ризницу. Законоучители заперли дверь церкви, чтобы заставить негров слушать проповедь. Черный цербер, стоявший возле двери, выпустил меня только тогда, когда я сослался на свое звание боя коменданта. С высоты кафедры отец Вандермейер начал проповедь, отчаянно коверкая наш язык, что придавало его словам непристойный смысл.

* * *

Данганские вожди явились поздравить моего хозяина с приездом. Акома прибыл первым.

Акома — вождь племени со. Он властвует над десятью тысячами подданных. Он единственный данганский вождь, побывавший во Франции. Он привез оттуда пять золотых колец, называемых у белых обручальными. Он носит их на левой руке. Он очень гордится своим прозвищем «царь колец». Когда его называют этим именем, он отвечает следующей присказкой:

Акома — царь колец, царь женщин!

У белого одно кольцо,

Акома выше белых!

Акома — царь колец, царь женщин!

Затем он заставляет собеседника потрогать свои обручальные кольца.

Он прибыл в резиденцию вместе со свитой, состоящей из трех женщин, носильщика со стулом и зонтом, ксилофониста и двух телохранителей.

— Эй, сын собаки, — обратился он ко мне, — где твой хозяин?

Он отослал свиту и последовал за мной в гостиную. На нем был превосходный черный костюм, но он остался в носках, так как не мог носить кожаную обувь по такой жаре. При виде гостя мой хозяин встал и подошел к нему, протянув руку. Акома схватил ее и начал раскачиваться из стороны в сторону. На все вопросы коменданта он отвечал «да, да», кудахтая, как курица. Акома притворяется, будто понимает по-французски, но он ровно ничего не понимает. Говорят, что в Париже его выдавали за большого друга Франции.

Другой вождь, Менгем, хитер, как легендарная черепаха. Он понимает и говорит по-французски, но прикидывается, будто ровно ничего не понимает. Он может пить с восхода до заката и даже глазом не моргнет.

Менгем — вождь янянов. Его очень чтят в народе. Он стар — пережил всех своих сверстников. Отправляясь к коменданту, он всякий раз надевает костюм вождя и сразу же снимает его по выходе из европейской части города. Когда немцы начали первую войну с французами, его младший брат погиб, сражаясь против французов. Когда немцы начали вторую войну с французами, двое его сыновей пали, сражаясь против немцев. «Жизнь, — говорит он, — что хамелеон, цвет ее все время меняется».

Менгем никогда не путешествовал. Его мудрость не нуждается в путешествиях. Он старейший.

* * *

Утро было свежее, трава покрыта росой. Слышалась барабанная дробь капель, падавших с пальмовых ветвей на железную кровлю резиденции. Данган еще спал, окутанный девственно чистым туманом, который бывает после сильных дождей.

Выбритый, напомаженный, возбужденный, комендант наблюдал за тем, как грузят пикап. Впервые со дня прибытия в Данган он надел коричневый пуловер. Часовой покинул свой пост. Широкая ступня его лежала на педали насоса, которым он надувал шины задних колес. Взобравшись на амортизатор, шофер в последний раз проводил тряпкой по стеклу. Он подошел к часовому, который упирался обеими руками о колено при каждом нажиме на педаль. Шофер ударил молотком по шинам, и они издали звук, подобный звуку хорошо натянутой тетивы.

Когда все было готово, комендант посмотрел на часы. Он бросил последний взгляд на резиденцию и увидел меня.