Жизнь Бальзака - [17]
Сама Луара, как ее описывает Бальзак, напоминает его идеал женской красоты – полная, мощная, с широкими изгибами, щедрая, зрелая и, превыше всего, материнская: «У молодой женщины тысяча поводов для волнения; у зрелых женщин нет ни одного. Их любовь похожа на Луару в ее устье: необъятная, она полнится разочарованиями и притоками жизни»>77.
Особенно красноречиво поведение будущей жены Бальзака. Просматривая его романы и ища в них доказательства его неверности, она вела себя довольно своеобразно: ревновала к его описаниям природы в «Крестьянах» (Les Paysans). После смерти мужа она вычеркнула оттуда самые эротичные сравнения: мягкая, теплая земля, окутанная утренней дымкой, пахнет «как женщина, которая встает с постели»; природа, «весной оживленная и соблазнительная, как брюнетка, осенью – сочная и меланхоличная, как блондинка»>78.
Неясно, была ли у пятнадцатилетнего Оноре возможность излить свою любовь на женщину. Позже в письме к жене Виктора Гюго его сестра заметила, что ее брат созрел рано и принимал участие в любовных похождениях настолько интересных, что она предпочитает хранить о них молчание>79 – возможно, в его похождениях принимала участие молодая англичанка, упомянутая в «Луи Ламбере»>80 (в Туре жила большая колония англичан) или таинственная девушка в красном платье, которая не раз возникает на фоне приглушенных по сравнению с ней описаний долины Луары>81. В некотором смысле объект любви почти не имеет значения. В силу своей любвеобильности Бальзак мог в равной степени восхищаться мужчиной, женщиной, а также животным, овощем или минералом.
Любопытно, что одним из любимых маршрутов, какой Бальзак выбирал для прогулок, была дорога в замок Саше, где он впоследствии напишет некоторые из лучших своих романов: Саше принадлежал семье друга, Жана де Маргонна. Бальзак всегда отзывался о нем с нежностью, даже после того, как узнал, что де Маргонн – отец Анри.
Если не считать нового знакомства с родными краями, короткий период, предшествовавший переезду семьи в Париж, был отмечен двумя довольно комическими происшествиями. Оба довольно любопытны, так как благодаря им Бальзак, хоть и не без двусмысленности, начал вписываться в общество Франции эпохи Реставрации.
Первым событием стал бал, который местные сановники давали по случаю проезда через Тур герцога Ангулемского, племянника Людовика XVIII>82. После отречения Наполеона все принялись заверять друг друга, будто все это время поддерживали монархию. Оноре послали на бал как представителя семьи, так как отец его пойти не мог; он сидел один, любуясь великолепными нарядами и вдыхая аристократические ароматы. Точнее, он сидел один до тех пор, пока рядом с ним не села женщина, «как птичка, которая садится в гнездышко»: «Меня сразу поразили ее пухлые белые плечи… плечи, тронутые розовым, которые, казалось, вспыхивали, словно обнажились впервые… Я потянулся, дрожа, стараясь разглядеть вырез, и меня в высшей степени заворожила грудь, скромно прикрытая прозрачным газом, однако голубоватые, идеально округлые полушария отчетливо виднелись в кружевах».
Его реакция (по крайней мере, в романе) была немедленной: он бросился на обнаженную плоть, как романтический любовник худшего сорта. Вполне естественно, изумленная соседка пронзительно вскрикнула и бежала прочь. Только тогда понял он всю смехотворность своего положения, только тогда заметил, что одет «как шут».
Многозначительное происшествие описано в «Лилии долины» и, несомненно, сильно приукрашено. Бальзак имел обыкновение преувеличивать свою неловкость, и в его юношеских автопортретах почти нет следов той жизнерадостности и смешливости, которые запомнила его сестра. Однако сам бал имел место в действительности. Бал – одно из первых доказательств того, что Бальзака влекло в высшее общество; он пытался понять его, вписаться в него – как лично, так и косвенно, воссоздавая его в своем воображении>83. Но тот случай, помимо всего прочего, мог бы стать предзнаменованием и того, что высшее общество будет упорно его отторгать. Несмотря на все свои генеалогические притязания, отец Бальзака родился в крестьянской семье, а его репутация чудака и вольнодумца не давала г-же Бальзак выглядеть респектабельно. С другой стороны, еще в пансионе Леге Оноре понял, что не принадлежит и к низшим классам. Социальная неопределенность, промежуточное положение, на которое часто указывают его современники, – один из тайных краеугольных камней, на основе которых Бальзак показал французское общество во всей его полноте. Его, если можно так выразиться, «социальная неуверенность» проявляется иногда самым неожиданным образом.
Еще одним соприкосновением с монархией, оказавшим влияние на Бальзака, стали награды, полученные им в Турском коллеже, который он посещал как приходящий ученик с июля по сентябрь 1814 г. В нелепом несоответствии с самим достижением (кроме того, он был второгодником) его наградили недавно созданным орденом Лилии
Жизнь Артюра Рембо (1854–1891) была более странной, чем любой вымысел. В юности он был ясновидцем, обличавшим буржуазию, нарушителем запретов, изобретателем нового языка и методов восприятия, поэтом, путешественником и наемником-авантюристом. В возрасте двадцати одного года Рембо повернулся спиной к своим литературным достижениям и после нескольких лет странствий обосновался в Абиссинии, где снискал репутацию успешного торговца, авторитетного исследователя и толкователя божественных откровений. Гениальная биография Грэма Робба, одного из крупнейших специалистов по французской литературе, объединила обе составляющие его жизни, показав неистовую, выбивающую из колеи поэзию в качестве отправного пункта для будущих экзотических приключений.
Предлагаемая читателю биография великого французского писателя принадлежит перу крупнейшего специалиста по истории, культуре и литературе Франции. Грэм Робб – не только блестящий знаток жизни и творчества В. Гюго, но и великолепный рассказчик, благодаря чему его исследование приобретает черты захватывающего романа.
Автор этой книги – знаменитый историк и биограф, страстно любящий Францию и посвятивший ее изучению многие годы. Большинство историков фокусировали свое внимание на Париже – столице централизованного государства, сконцентрировавшей все политические, экономические и культурные достижения. Г. Робб увлечен иной задачей. Объехав Францию вдоль и поперек, побывав в самых дальних ее уголках, он меняет привычные представления о стране с помощью огромного исследовательского материала, начиная с доримской Галлии и завершая началом XX в., – и все это в форме увлекательных новелл о малоизвестных и прославленных на весь мир исторических событиях и персонажах.
Удостоенный наград биограф, историк, страстный франкофил и талантливый рассказчик, Г. Робб приглашает читателя в познавательное путешествие сквозь века парижской истории, начиная с 1750 года и до наших дней. Книга представляет собой серию увлекательных новелл, основанных на реальных событиях из жизни самых разных жителей французской столицы – знаменитостей с мировым именем и людей совсем неизвестных: прелюбодеев, полицейских, убийц, проституток, революционеров, поэтов, солдат, шпионов. Фоном и главным действующим лицом в них является Париж – прославленный город, который автор показывает в непривычных ракурсах, чтобы читатель увидел его по-новому и открыл для себя заново.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.