Живым не брать - [9]

Вон, даже в Москве, которая долгое время считалась столицей нашей родины, а теперь даже стала столицей России, зимой слонам в цирке, чтобы они не дали с холоду дуба, регулярно на ночь подносят по стопке. Как считается, для сугрева. И это не анекдот, а неопровержимый факт.

Правда, в привычках Гуся есть небольшой нюанс. Сто граммов на девяносто шесть килограммов живого веса прапорщика, то же самое что дробина для носорога. Поэтому Гусь от причитающейся ему ежедневной нормы воздерживается и позволяет себе захорошеть только по воскресеньям, после баньки под хорошую закусь.

За семь дней к рациону прапорщика набегает семьсот законных граммов, которые Гусь выкушивает за обедом без тостов и церемоний. Сверх семиста, даже если его пытаться принудить силой, Гусь в рот не возьмет ни капли. Характер на этот счет у него железный, а аргумент уважительный. «Вдруг объявят тревогу, – объясняет Гусь свою стойкость в отказе, – я что, должен в роту бежать не тверезый?» Потому бутылочку с семисотграммовым содержанием сорокаградусной в бригаде заслуженно называют «гусем».

Полковник Зотов ценит служак, и потому, когда Гусь попросил его принять, принял без промедления. Гусь тут же попросил разрешения выйти за дезертиром, убийцей и вором в погоню.

– Куда пойдешь? – спросил Зотов, намереваясь таким вопросом проверить, насколько серьезно Гусь продумал свои действия.

– На север, через тайгу к Аркуну.

– Ты так думаешь? А я считаю, что он, скорее всего, рванет на юг, чтобы вырваться к железной дороге.

– Нет, товарищ полковник, он пойдет на север.

– Почему так решил?

Гусь мог бы доложить о том, что в дежурке у топокарты оторван верхний край, но о таких вещах командиру сначала должен доложить капитан Лев. Чтобы не подставлять его, Гусь сказал:

– Лично я на юг не подался бы. Мимо поста ГАИ на мосту через Лысовку ночью на машине не проскочишь. А там говорят никто не проезжал…

– Он мог обойти мост пешком.

– Не мог. Двадцать километров до Лысовки шоссе идет через болото. Бросить машину так, чтобы её не сразу нашли, можно только в лесу у Сивой гривы. Пройти это расстояние до реки пешком до рассвета он не мог. Сидеть целый день и ждать темноты – это опасно. Он пошел на север.

– До реки через тайгу? Там сто двадцать километров. Идти без еды и компаса? Нет, мало верю.

– Товарищ полковник, – Гусь не собирался отступать. – Чикин не дурак. А умный всегда старается сделать то, во что другие меньше всего верят. Что до еды, то она у него есть. Он забрал три банки тушенки из пайка прапорщика Щербо…

– Допустим так. Теперь объясни, почему тебе так хочется выйти на такое дело. Оно далеко не безопасное.

– Так точно, знаю, но у меня, товарищ полковник, на эту суку обширное раздражение.

Когда Гусь не имел возможности употреблять более выразительные речевые обороты, он начинал выражаться с некоторой изысканностью. А в редких беседах с комбригом он всегда стремился держать марку человека солидного и выдержанного. Вместе с Зотовым, в то время ещё подполковником, они были в Чечне и однажды под Ачхоем попали в засаду. Броник, на котором боевая группа, сопровождавшая командира полка Зотова, ехала в качестве прикрытия, загорелся. Солдаты оставили броню и залегли в удобном кювете, выбитом в каменистом грунте.

Хотя чеченцы не жалели патронов и лупили по взводу Гуся почем зря, Зотов, даже не пытался взять командование на себя. Он быстро разобрался, что засада не велика по силам и пытается взять над ними верх только боевым нахальством, поэтому решил посмотреть чего стоит в таком деле прапорщик.

– Я их обойду, – доложил Гусь командиру. – Сержанты Локтев и Паркин – со мной. Вы разрешите?

– Ты, командир прикрытия, прапорщик. Сам и соображай. А мы, чтобы не скучать, прижмем чечей огнем. Пока ты не выйдешь на новую позицию. Гусь тогда встретился взглядом с подполковником и увидел его смеющиеся глаза. Зотов нисколько не боялся ни стрельбы, ни того, что происходило вокруг. С того времени Гусь проникся особым уважением к офицеру, который в самом пекле, под обстрелом, не лаялся матом, предпочитая говорить без элоквенций.

– Значит, к этой суке у тебя обширное раздражение? – переспросил Зотов. – А ты думаешь, у меня не то же самое?

– Все же у меня больше причин, товарищ полковник.

– В чем они?

– Этот гад убил моего товарища. И за что? За деньги.

Зотов с мрачным видом протянул через стол руку и тронул кисть Гуся.

– За деньги или просто так – без разницы. Он убил людей – вот главное.

– Нет, – Гусь мотнул головой упрямо. – Для Щербо деньги никогда не представляли фетиш. Он не мечтал стать богатым. А мог бы. Мы с ним однажды имели возможность взять миллионов двести себе.

Зотов удивленно посмотрел на прапорщика.

– Это когда? Почему не знаю?

– В Грозном. До вашего приезда. Мы в одном доме нашли сейф. Из любопытства рванули. А там деньги. Можно было поделиться. Только Щербо сказал: не надо. Мол, это плохая примета на войне солдату обогащаться. Могут убить. И мы ничего не взяли. Сообщили в штаб. Кто потом и куда все это пристроил, не знаю. И вот надо же, теперь Щербо убили за деньги..

– Я понял тебя, Леонид Андреевич, и в конце концов не против того, чтобы проверить северный вариант. Но одного тебя не отпущу.