Живые тени ваянг - [79]

В Амстердаме не осталось друзей, которым можно доверять, поэтому он никому не рассказывал историю гибели Катарины. Кто поверит в то, что он сам не выбросил ее сгоряча за борт? Тем более, что многие считали его пылким, несдержанным, а порой и вовсе непредсказуемым! Обычное явление в Батавии — смерть от туземных болезней, вот на нее и можно все списать. От этих болезней и крепкие генералы валятся с ног, а тут — салонная барышня… Чего уж проще…

Иногда он о ней вспоминал, особенно их последний разговор на палубе. И черт дернул сказать ей про ребенка! Глядишь, и обошлось бы все, жили бы в Амстердаме, как и прежде… В глубине души он понимал, что жить «как прежде» уже бы не получилось. Даже если простить друг друга, рана на сердце потихоньку заживет, но останется рубец, как зарубок памяти — из нее ничем не вытравить горькие воспоминания о том третьем, да еще — туземце, осмелившемся нарушить их семейную идиллию. Когда Альберт думал об этом третьем, он даже благодарил судьбу за такой неожиданный, но зато — безболезненный — финал их «любовной драмы». Главное — нет его вины в этом… В прямом смысле… Ведь он не убивал Катарину. Да и не изменял ей, в отличие от нее. Надо же, связалась с рабом, да еще и сына нагуляла…

Иногда он тосковал. Когда ему удавалось вырваться из чертова колеса, закружившего вихрем служебных дел. Тогда он закрывался в доме на все запоры, надирался до чертиков из бутылки — они стояли в погребке в неимоверном количестве, и, как одинокий волк, выл на луну. Он подходил к шкафу, где висели ее платья, и вдыхал их запах; он открывал шкатулку и перебирал украшения, ощущая руками ее теплую шею, на которой висела вот эта нитка с жемчугом, и хрупкие запястья рук, на которые он надел однажды вот этот браслет… В такие минуты он обязательно доставал и белые перчатки, их он положил в шкатулку рядом с драгоценностями. Он гладил перчатки руками и наслаждался нежностью и прохладой шелка, подносил к губам, словно надеясь вдохнуть в них жизненные силы.

Пытаясь забыть Катарину, Альберт сделал предложение миловидной кокетливой Линде. Но даже в минуты страсти, когда он покрывал поцелуями ее бездонные голубые глаза и разбросанные по подушкам волнистые белокурые волосы, даже тогда перед его глазами стояла Катарина. Может, и к лучшему, что у них с Линдой не появились дети, да и сама она тихо и безропотно покинула его, не прожив в браке и трех лет. Начала сохнуть, вянуть, как тот цветок лилии, который, кстати, он тоже сохранил и держит в книге вместо закладки. И вот недавно ушла к ангелочкам. Врачи сказали — неизлечима ее болезнь…

Странно, что с годами не увядала тоска по Катарине, а наоборот, усиливалась. И тогда он все чаще и чаще стал заливать ее алкоголем. А когда трезвел, снова чувствовал себя одиноким и загнанным в угол, в котором правили тоска и безысходность. И снова поднимал глаза на небо, как одинокий волк, и снова начинал выть…

Однажды пришла в голову шальная мысль, надо же, до этого он не додумался раньше: а если вернуться в Батавию и посмотреть на сына Катарины? Просто посмотреть! Забирать его он не собирался. Второй внутренний голос начинал задавать сложные вопросы: а для чего тебе это; а что ты скажешь внебрачному отпрыску? Но первый голос настаивал «просто» посмотреть и убедиться, насколько этот маленький человечек похож на Катарину.

Альберт не хотел проявлять инициативы — отправляться в столь дальнюю дорогу только ради этого. Боялся, что придется потом сожалеть о потраченном времени, да и деньгах тоже — поездка влетала в золотую копеечку… Но вот бы подвернулся случай, скажем, поехать по делам службы… Тогда… почему бы и не наведать мальчонку?

И случай подвернулся.

В Батавии — столице голландских колониальных владений, разгорелся скандал. Кто-то из рядовых пайщиков прознал о том, что руководители палаты скрыли действительные цифры прибыли и присвоили львиную долю этой суммы. По статистике, в Амстердам возвращался каждый третий корабль, а на сей раз в число потопленных засчитали и тот, что на самом деле дошел до порта назначения. А где доход, полученный от продажи товара?

Одновременно назревал и международный скандал. У голландцев и до этого частенько появлялись «трещины» в отношениях с Британской империей, а тут именно представитель их конкурирующей компании — Английской Ост-Индской — «пронюхал» об их финансовых подтасовках и огласил этот факт во время «дружественного обмена опытом».

Одним словом, в Батавии сложилась довольно «щекотливая» ситуация, которую могла прояснить только опытная группа экспертов. И вскоре такая группа, а в нее вошел и Альберт Блэнк, отправилась в Ост-Индию.

Многое изменилось в Батавии за эти годы. Крепость выросла чуть ли не вдвое — аккуратные домики и ровные линии каналов так напоминают милый сердцу Амстердам… Иногда даже кажется, что ты находишься на берегу не Яванского, а Северного, моря, и дует северный ветер не со стороны Индийского океана, а с Атлантики. Но если открыть глаза, увидишь на яркосинем небе очертания раскидистых верхушек кокосовых пальм, и все встает на свои места. И щемит сердце, когда вспоминаешь о том, что находишься в Южном полушарии земного шара. И еще больше щемит, когда зрительно представляешь почти бесконечный морской путь — путь, который преодолевает корабль за несколько месяцев.