Живые мертвые - [42]

Подойдя к середине алькова, они остановились. На секунду провожатый прервал телепатический контакт, и свет моментально померк. Через секунду контакт возобновился, в альков забрался Асмак. В эту секунду Найл с изумлением осознал, что округлый предмет на алтаре – не что иное, как усохшие останки мертвого паука. Они лежали на некоей подушке из тенет, ссохшиеся лапки напоминали сломанные стебли, а лишенное волос кожистое туловище испещрено было трещинами и лоснилось от возраста как выскобленная кожа.

– Ты находишься в присутствии Хеба Могучего, – произнес Асмак и согнулся до самого пола. Найл после секундного колебания сделал то же самое.

Найл пребывал в растерянности. Он и представить себе не мог, что великий Смертоносец-Повелитель мог, оказывается, быть таким маленьким. По преданию, Хеб был стооким чудищем, способным перекусить человека пополам одним ударом громадных челюстей. Этот же, фактически, был чуть больше домашней кошки; даже если распрямить ему лапы, и то едва дотянет до метрового роста.

Через несколько секунд Асмак выпрямился, то же самое сделал и Найл. Вид Смертоносца-Повелителя попросту зачаровывал. Ребенком Найл частенько вздрагивал от страха, когда дед Джомар рассказывал легенды о жестокости и кровожадности Хеба, о том, как тот однажды устроил ритуальную казнь-пиршество, на котором была парализована паучьим ядом тысяча человек, которых потом пауки поедали несколько дней. В другой раз Хеб лично обезглавил челюстями сотню узников. Сейчас было видно, что по крайней мере эта история – чистый вымысел: в клыках Хеба, если их выпустить, длины было от силы сантиметров пять.

– Ты желаешь говорить с Великим напрямую или от твоего имени лучше изъясняться мне? – спросил Асмак. Найл посмотрел на него с замешательством.

– Но как… – Найлу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заикаться, – ведь Великий же, ясное дело, мертв?

– Нет, повелитель, он не мертв. Равно как и не жив. Найл, не отрываясь, смотрел на округлую мумию.

– Ни жив, ни мертв? Но разве такое в самом деле бывает?

В ответ Асмак метнул еще один просверк информации, калейдоскопом развернувшийся у Найла в уме. Заключенная в нем мысль была настолько невероятной, что Найлу пришлось осваивать ее нарочито медленно. Оказывается, Асмак, говоря, что Хеб Могучий ни жив, ни мертв, имел в виду именно это, ни больше ни меньше. Да, действительно, тело его мертво вот уже многие столетия, как и большая часть его мозга. Однако та часть мозга, в которой сохраняется информация, подпитывается жизнью. Поэтому память Хеба – своего рода архив, упрятанный в иссохшую оболочку, – доступна сородичам. Следить, чтобы в клетках памяти у Хеба теплилась жизнь, поручено молодой поросли, и те не дают ему умереть, подпитывая своей жизненной силой. Вот почему, оказывается, Найл ощущал в присутствии паучков теплоту и бодрость; природа этого – усиленное чувство почтения и любви. Именно таким образом паучки и не давали Хебу захиреть окончательно.

У Найла на глазах паучок вживился в мозг Хеба Могучего и стал нагнетать туда живительную энергию. Впервые в жизни Найл воочию убедился в «животворящей силе» любви. До сих пор он, естественно, предполагал, что любовь не что иное, как взаимно разделяемая эмоция. Теперь же она воспринималась как жизненная сила, существующая обособленно; сила, которую живое существо может напрямую сообщать другому в виде живительного энергетического потока.

С трудом поддавалось разумению лишь то, что усохший труп каким-то образом жив. Даже с помощью Асмака при всей своей чувствительности Найл не мог уловить и малейшего признака жизни; ее в повелителе Хебе было не больше, чем в какой-нибудь сгнившей коряге. Живительный ток паучка, казалось, уходил, будто вода в сухой песок. Удивляло то, что паучок явно ребячьего возраста способен нагнетать такой тугой напор энергии. Но тут, внимательнее настроясь на происходящее, Найл понял, что паучок не одинок в своих усилиях, он лишь передатчик совокупной жизненной силы, нагнетаемой всеми паучками в пещере. Этому вменялось лишь собирать ее в пучок и направлять, как садовнику, регулирующему струю из шланга.

На глазах у Найла мумия словно высветилась изнутри и прибавилась в размерах, минуты не прошло, как струя энергии буквально отрикошетила от нее, одновременно наполняя узкий альков чувством невыразимой искрящейся, неуемной радости – ощущение, чем-то схожее с тем бодрящим мерцанием, что наблюдалась среди кустов и соцветий возле кладовой Скорбо. Через несколько секунд стало ясно, что Хеб Могучий начинает сознавать происходящее вокруг. Найл уже ожидал, что мумия вот-вот шевельнется и распрямит свои лапы; мелькнула тревожная мысль, что высохшая до хрупкости оболочка может не выдержать и рассыпаться при первом же движении. У Найла отлегло от сердца, когда стало ясно, что мумия так же неподвижна, как и пять минут назад. Лишь очнувшийся ум озирал собравшихся с живым любопытством, как пробудившийся от глубокого сна. Почти сразу же он осознал присутствие Найла.

– Кто это?

– Это мессия, посланный великой богиней, – ответил Асмак.

Хеб оглядел пришельца с эдаким холодным любопытством, напоминающим первую встречу Найла с теперешним Смертоносцем-Повелителем.