Живые и мертвые классики - [6]

В январском номере «Нашего современника», вышедшем за несколько дней до его смерти, Кожинов, член редколлегии журнала, напечатал «Заметки на полях — но об очень важном». Там он писал: «Истина рождается в спорах, и полемика важна, более того, необходима не только между далекими друг от друга, но и близкими по своим убеждениям людьми. Поэтому читатели не должны воспринять как нечто несообразное мой спор с двумя видными авторами и одновременно членами редколлегии нашего журнала». Спорит он с Александром Казинцевым и Сергеем Семановым, «уважаемым ветераном патриотического движения». И, следуя его собственному критическому духу, в спор этот нельзя не вмешаться.

Названный ветеран напечатал в журнале язвительную рецензию на книгу Виктора Топорова «Двойное дело. Признания скандалиста». Кожинов пишет, что Семанов сам «отнюдь не чурается «скандальности», и, возможно, кто-либо даже придет к выводу, что его нападки вызваны своего рода ревностью к Топорову, «превзошедшему» его в этом плане». Ну, во-первых, многовато здесь неопределенности: «возможно»… «кто-либо». И зачем некоторые слова взяты в кавычки и что это означает? А что такое ревность «особого рода»? Во-вторых, если прибегать к такому доводу, как ревность, то к ней можно свести любую критику. Но Кожинов идет и дальше по той же стезе: «Семанов цитирует и комментирует почти исключительно те фрагменты книги, в которых выразилась «еврейская самокритика». Казалось бы, что плохого в такой самокритике? И может возникнуть такое предположение: С.Семанов недоволен тем, что еврей В.Топоров превзошел русских в национальной самокритике». Значит, там ревность, а здесь — зависть. Небогатый выбор. И опять увертка: «может возникнуть предположение…» У кого? И о какой «самокритике русских» можно и нужно сейчас говорить, когда идет не самокритика, а оплевывание всего русского, причем, больше всего — именно евреями. Непонятно, чем же недоволен Семанов.

Я, как и Кожинов, недоволен рецензией Семанова, но совсем не его ревностью. В.Топоров один из очень немногих евреев-литераторов, который осмеливается ныне говорить правду о своих соплеменниках. Так, в книге «Двойное дело» он решительно утверждает: «Евреи сделали в массе своей капиталистический, «демократический», проельцинский выбор — с великим энтузиазмом! — взяв на себя тем самым часть ответственности за общегосударственные и социально-экономические метаморфозы самого пагубного свойства. Огромную часть ответственности! И в очередной раз проявили национальную беспечность — хотя бы потому, что эту ответственность рано или поздно возложат только на них». С.Семанов приводит эти слова, но вместо того, чтобы признать их смелость, правдивость и поддержать, он увидел в них лишь встревоженность автора за своих. Не так давно еще достопечальнее встретили ветераны патриотического движения известное письмо писателя Тополя кровососу Березовскому. Оно было честным, мужественным, пронизанным любовью к России, но в нем увидели только хитрость да боязнь за собственную шкуру.

Более важный вопрос составил предмет второго спора. А.Казинцев считает «реформаторов», доведших страну до нынешнего катастрофического положения, не бездарными неумехами, а сознательными врагами, умными и умелыми. В.Кожинов решительно возражает: «Прямых точных доказательств этого нет… Достоверных сведений о вражеских агентах не имеется». Какие еще нужны доказательства, какие сведения, когда полстраны замерзает, горит, тонет, вымирает от недоедания и болезней, а другая половина страны поет и пляшет!.. Тут сказалась давняя приверженность Кожинова к букве, к цитате, к форме. Он поверил бы, что это враги, только в том случае, если ему представили бы, допустим, соответствующие документы заговора, стенограммы тайных заседаний какого-то комитета и т. п. Да, к 1985 году страна давно нуждалась в серьезных переменах. И нельзя было бы подозревать во вражеских замыслах людей, которые взялись их проводить, но видя, что ничего не получается, наоборот, становится все хуже, через год-два, страдая вместе с народом, или изменили бы курс перемен, или ушли бы со сцены. Более того, не было бы оснований сомневаться даже в том, что это честные и любящие родину люди. Но ведь у нас все не так. Да, ни Горбачев, ни Ельцин, ни Гайдар изначально не были врагами. Несомненно, они хотели блага стране. Но, будучи людьми невежественными, самоуверенными, самовлюбленными, презирающими предшественников, они с каждым годом ухудшали положение, однако не меняли курс, не призвали других людей, не ушли, а запутались, обратились за помощью к Западу, попали к нему в полную зависимость и продолжали твердить, что иного пути нет. Наконец, настал день, когда надо было выбирать между благополучием родины и своей шкурой. Они выбрали шкуру. Так из самовлюбленных невежд они стали предателями и врагами. Крайне странно, что Кожинов не понимал этого…

Как у многих из нас, у Вадима были свои пристрастия, заблуждения, ошибки, странности, противоречия, завихрения… Это тем более понятно и простительно, если принять во внимание, с одной стороны, необычайную широту его литературных и исторических интересов, а с другой, то обстоятельство, что писал он о времени, событиях и о людях крайне сложных, неоднозначных, порой и загадочных… Вот, допустим пишет: «Если выразиться модной в свое время фразой «количество переходит в качество…» Это не модная фраза, а закон природы, вовсе не отмененный Ельциным, что можно подтвердить на примере самого исследователя. Он признается: «Я долго считал своего рода дикостью и беспределом переселение народов в целом», имевшее место во время войны. Но углубленное изучение вопроса, привело его к пониманию необходимости этой меры. В самом деле, он узнал, что в феврале 1942 года, т. е. вскоре после нападения японцев на Пирл-Харбор, президент Рузвельт, за которым осталась репутация гуманнейшего политика XX века, приказал совершенно в сталинском духе отправить в специальные концентрационные лагеря 112 тысяч американских японцев: вдруг, мол, самураи десант высадят! Почему же мы не должны были подобным образом поступить с немцами Поволжья, когда их соплеменники напали на нас? Я сказал «в сталинском духе»? Нет, американцы поступили гораздо менее обоснованно и более сурово, чем мы. Во-первых, какой десант, если от берегов Японии до США 3500 километров, а у нас немцы жили внутри страны, в тылу сражающейся Красной Армии. Во-вторых, американцы загнали своих японцев в концлагеря с весьма суровым режимом, а мы лишь переселили немцев в другие районы, где они жили и работали в обычных условиях. Еще более закономерным оказалось переселение некоторых народов Северного Кавказа. Кожинов докопался до такого, например, документа, датированного 6 ноября 1942 года, т. е. временем самых ожесточенных и решительных боев в Сталинграде: «Когда немецкие вооруженные силы вошли в Карачаевскую область, они были встречены всеобщим ликованием. В готовности помочь немцам они превзошли самих себя. Так, айнзацкоманда полиции безопасности, прибывшая в карачаевскую деревню южнее Кисловодска, была принята с воодушевлением. Сотрудников команды обнимали и поднимали на плечи. Предлагали подарки и произносились речи, которые заканчивались здравицей в честь Гитлера… К этим предложениям присоединились также представители балкарцев… Примечательно стремление примерно 60 тысяч балкарцев отделиться от кабардинцев (оставшихся верными советской власти. —