Живун - [35]

Как ни торопился он, а на пристань поспел далеко не первым. На широком дощатом настиле уже толпилось немало селян. Одни развертывали свои товары, другие сторожили приближавшийся дымок, гадали: какой биа-пыж выползет из-за поворота, состоится ли торжок, не напрасны ли хлопоты?

Белым лебедем, торжественно и красиво, пароход выплыл по стрежню волнующейся от ветра реки. Поравнявшись с селом, загудел громко и протяжно. То было хорошо знакомое селянам грузопассажирское судно «Храбрый».

С настила на гудки ответили приветственными криками. У «Храброго» — команда торговая, с пустыми руками не отойдет.

Пароход, шлепая плицами, медленно приближался к пристани. Толпа подалась навстречу.

Куш-Юр с трудом пробрался вперед, ведя за собой всех партийцев и комсомольцев села, которых он разыскал в толпе.

Их было девятеро вместе с Куш-Юром. Пока пароход приближался, они кое-как сдерживали натиск людей. Но когда «Храбрый» ошвартовался и матросы спустили трап, некоторые ловкачи, рискуя свалиться в воду, прорвались на судно.

— Освободите настил! — призывал Куш-Юр наседающую толпу. — Может, что для мир-лавки привезли. Выгрузим, тогда уж поторгуете. Успеете.

— Груз?

— Мир-лавке?

— Сла-те Господи!

Люди попятились.

— Подальше, еще подальше отведите толпу! А я поищу Гала, — приказал Куш-Юр своим помощникам и направился к сходням.

Но едва он шагнул на трап, как туда же метнулось несколько человек из толпы.

Куш-Юра взорвало.

— Куда!.. Вот нечистая сила! — сердито рванулся он, но сумел ухватить за рукав плисовой кофты только какую-то нарядно одетую зырянку.

Женщина обернулась. Она была молода и так хороша, что Куш-Юр невольно выпустил ее руку. Откуда такая красавица в селе? Даже в гневе, со зло нахмуренными тонкими бровями — прекрасна.

— Ты-ы?! — Но она тут же одарила его белозубой лапе заискивающей улыбкой.

— Это другое дело! Не идет тебе сердиться. — Куш-Юр был рад пошутить.

Девушка откинула концы розовой пуховой шали, приоткрыла зажатые под мышкой золотистые нерпичьи туфли, отороченные пышным мехом бурого песца-крестоватика, и вызывающе подалась вперед.

— Продать вот надо! Нельзя, что ли?!

— Да ведь мешаете, — улыбнулся Куш-Юр, откровенно любуясь девушкой.

— И ты таращишь бельмы? Зажмурься, а то присохнешь. — Она игриво повела плечом.

— Ты меня знаешь? — спросил Куш-Юр.

— Куш-Юр, председатель, — ответила девушка.

Он знал свою кличку, но в устах незнакомки она прозвучала насмешливо, вроде безволосый или безголовый председатель.

«Однако бойка не в меру. Где-то я ее видел!» — напряг он память.

— Ты чья такая?

— Тот знает — чья… — пожеманничала она.

«Заигрываешь. Ну, давай, давай! Вот узнаю, есть ли выгрузка, коли нет — покалякаем», — решил Куш-Юр.

Тут его окликнул усатый мужчина неопределенных лет, в старенькой шинели и шапке-треухе.

— Председатель! Гони бездельницу! Нечего с ней лясы точить. Выгрузка есть! — И помахал какой-то бумажкой.

Прежде чем позвать свою бригаду, Куш-Юр обернулся к незнакомке — хотел условиться о встрече. Но девушка уже дробно стучала каблуками щеголеватых ботинок по трапу, тряся кружевными оборками шелкового сарафана. «Ах, ты вот какая!» — возмутился он.

— Эй, куда!.. — строго и властно бросил ей вдогонку.

Девушка даже не оглянулась.

Но вход на палубу ей загородил усатый, в шинели.

— А ну, назад! — приказал он и, отталкивая ее, стал спускаться с трапа. — Мешаются тут всякие!..

Отбиваясь руками, девушка медленно отступала.

— Ты, Гал, сам всякий! Биасин![12] Женоубивец!..

Мужчина зарычал от ярости.

«Женоубивец» для Гала — соль на кровоточащую рану! И кто сыпанул?! Мироедское отродье, дочка Озыр-Макки, который сделал его биасином, который спал с его женой, пока он кормил вшей в окопах?! Из-за него, проклятого, на покосе в беспамятстве он косой порешил жену…

— У-у-у!.. Утоплю, подлая вражина! — Гал схватил девушку за лиф сарафана, притянул к себе, намереваясь швырнуть в воду.

— Ты что, Гал! — В два прыжка Куш-Юр оказался на трапе.

Гал с трудом разжал пальцы. Тяжело опустил подрагивающие руки.

— Иди! — велел Куш-Юр побледневшей девушке.

Недобрым взглядом проводил ее Гал, злые искорки не погасли в его глазах.

— Ты что? — повторил Куш-Юр.

В селе многие недолюбливали Гала. Считали, что его надо судить. Мало ли что сменилась власть, все одно за убийство жены судить надо… Отношение Куш-Юра к Галу было сложным. Он осуждал его. Но признавал не преступником, а жертвой подлых кровососов. То, что Гал выследил и доказал связь Озыр-Макки с белыми, примирило Куш-Юра с ним, человеком глубоко несчастным, замкнутым, полубезумным.

А девушка, уже легко пританцовывая, шла по берегу, словно стычки и не было.

— Кто такая?

Гал, казалось, не слышал вопроса. Его лицо перекосила злоба.

Куш-Юра это озадачило, но он понял — спрашивать не время.

— Что привез? — сделал он вид, будто девушка его больше не интересует.

— Вот… радуйся. — В руках у Гала трепыхнулась бумажка.

Куш-Юр взял ее, пробежал глазами, присвистнул недовольно.

— Только и всего? Полсотни мешков муки да крупы, две дюжины кулей соли! Это на Мужи со всей округой!

— Скажи спасибо. Другим и того меньше досталось. Давай мужиков наряжай — пароход ждать не станет.