Живой мертвец - [59]

— Говорит. Сейчас пойдём, ты меня проводишь, а к этому разговору вернёмся после моего возвращения.

Игорь проводил меня к поезду и усадил в моё купе. Поцеловав меня на прощание, он не стал ждать отправление (до него было ещё полчаса), а решил вернуться домой, так как завтра спозаранку предстояло везти бабулю на «сэйшэн» работников театра.

Я прилегла на свою полку и уснула ещё до отправления поезда. Утром проснулась в отвратительном настроении, сердце ныло, голова раскалывалась, а во рту было как в пустыне. Стараясь думать только о хорошем, я привела себя в порядок, выпила крепкого сладкого чаю и была готова к посещению больницы. По крайней мере, морально.

Как покидала поезд, а затем добиралась до Склифа, я не помню, наверное, это происходило на автопилоте. Очнулась я уже в палате интенсивной терапии, рядом с кроватью, на которой лежал Брагин. Видок у него был ещё тот. Краше в гроб кладут, так всегда бабушка любила говорить.

— Алексей, значит, это Вы просили мне позвонить? И Вы не в коме, а мне говорили двое суток уже. Но почему мне, о чём предупредить? — спросила я, и в недоумении присела на край его кровати. Ладони вспотели, а голова начала кружиться, дурное предчувствие не покидало.

— Я просил. Просил Вам сказать, что убийцу, убийцу отпустили. Улик нет. Меня ночью он порезал, спрашивал о тебе, я не сказал, всё равно убил бы. Но телефон. Мой телефон, в нём ты, понимаешь? Он тебя ищет, ты единственная кто его видел, — хрипел, вместо слов мент.

— Телефон на меня оформлен. Но как же, как же запись? Почему нет доказательств? — я лихорадочно соображала, что же делать.

— Запись пропала из дела, и она была одна. Подъездные камеры типа не работали в тот день, а единственный свидетель вымышлен. На предварительном слушанье, дело отправили на доследование, а его отпустили. Сколько я здесь? — теперь меня стала пугать кровь, выступающая у него на губах, хрип стал утробным.

— Три дня. Сейчас врача позову.

— Подожди. Кто-нибудь с тобой ещё живёт?

— Бабушка и жених, а что?

— Срочно, слышишь? Срочно звони, три дня это очень много, он уже там! — из его рта вылетел огромный сгусток запёкшейся крови и шмякнулся прямо на простынь, укрывающую его тело до пояса. От увиденного меня замутило. Выскочив в коридор, я позвала медсестру, а сама поспешила к выходу. Оказавшись на лестнице, я позвонила на мобильный Игорю, потом бабушке. Оба были недоступны. Стараясь не паниковать, набрала домашний. Трубку взяли практически сразу. Я уже собиралась вздохнуть с облегчением, как услышала на том конце провода незнакомый мужской голос.

— Алло. Алло, говорите.

— Здравствуйте, а Вы кто?

— А Вы?

— Я хозяйка этой квартиры.

— Отлично, а я капитан Рябин. Гражданочка, Вы, во сколько домой приедете?

— Дело в том, что я в Москве, в Питер выеду сегодня ночью. Вы мне только скажите, что случилось, а то я ни бабушке, ни жениху дозвониться не могу. С ними всё в порядке? — спросила я, пытаясь унять дрожь в голосе.

— По этому поводу и прошу подъехать. В вашей квартире были обнаружены два трупа, с множественными ножевыми ранениями, один из трупов смогли опознать, это Ваша соседка снизу, а вот личность мужчины установить не удалось.

Ноги подкосились, и я словно в замедленной съёмке начала падать вниз по лестнице, всё ещё держа телефонную трубку у уха. В трубке слышался крик Жорика, он меня зовёт куда-то, что-то кричит сотруднику полиции о моей беременности, потом громко ругается матом, потом тишина. Тишина и темнота.

Сколько же я нахожусь в этой темноте? Месяц? Два? Может год? Ничего не видно, только чувство полёта и невесомости. В моих руках детские ладошки. Я оглядываюсь направо, там моя дочь Верочка — Вера, уже совсем взрослая, годика три не меньше. Волосики длинные, щёчки розовые и синие папины глазки. Смотрит на меня и улыбается. Оглядываюсь налево и вижу точную копию Верочки. Это моя вторая дочь, Наденька — Надежда. Улыбается и смотрит на меня ласково и понимающе. Потом вдруг впереди вспыхивает свет. В этот момент я понимаю, что мы летим по тоннелю, длинному-предлинному тоннелю. По обеим стенам этого проёма, стоят толи лавки, толи кушетки, на которых вплотную друг к другу сидят люди, точнее оболочки людей. Иногда мне удаётся рассмотреть лица и даже узнать их. Я ещё не встретила ни одного, кто бы был в данный момент жив. Все эти люди — оболочки, узнанные мной, уже покинули этот мир. И вот свет становится нестерпимым, от него режет глаза, жжёт лицо. Но я всё смотрю и смотрю. Возле самого проёма, откуда выливается это зарево, сидит Игорь. А в свете я вижу своих родителей и бабушку. Они тянут ко мне свои прозрачно-белёсые руки и зовут. Мне остаётся до них всего лишь шаг, когда Игорь толкает меня назад во мрак. Я кричу, сопротивляюсь, но ничего не могу поделать. Моё тело мне не подвластно и я лечу обратно, туда, откуда не так давно появилась. Но! Я одна. Смотрю на Игоря и понимаю, что оттолкнул он только меня. Верочка и Наденька держат уже его за руки, и улыбаются ему, а не мне.

Я начинаю кричать от боли и обиды. Кричать и плакать. От бессилия, злобы и непонимания. Я сжимаю кулаки и закрываю глаза.