Живой Есенин - [2]

Трагический финал есенинской жизни, за которой наблюдала вся Россия, вызвал колоссальный интерес к его личности. И, как следствие, небывалый спрос на литературу о нем. Создавалась она, как видно со слов Евдокимова – инициатора первого сборника воспоминаний о Есенине, по горячим следам, часто без проверки фактов и уточнения дат, со слов и по слухам. Под напором эмоций и неостывших впечатлений. При всей ценности этих свидетельств, они порой лишь отдаляют читателя от истинного образа поэта. Как писал сам Есенин, «лицом к лицу лица не увидать. // Большое видится на расстоянии».

Любовь к розыгрышу, театральность поведения, многоликость Есенина сыграли с ним злую шутку. Многие мемуаристы знали и видели лишь одну-две маски поэта, редко кому удавалось застать его «вне образа», да и тогда не всякому было доступно проникнуть в эту потаенную душу. Лирический герой часто помогал заполнить лакуны, но ведь и лирический герой Есенина – многолик. Подлинное лицо поэта – во всей полноте его поэтического мира, богатого, сложного, драматичного, исполненного психологизма и динамики. Тут нужен труд немалый. А вот анекдотец о великом человеке всегда рассказать приятно, и ведь – не соврать при этом! А то и соврать. И такое бывало.

Болезненно и остро реагировали на подобные «воспоминания» те, кто знал Есенина близко в течение многих лет. Первым на них откликнулся Анатолий Мариенгоф (1897–1962), написавший книгу с программным названием – «Роман без вранья». Она вышла в Ленинграде в издательстве «Прибой» (1927).

Мариенгоф в течение нескольких лет был закадычным другом Есенина, вместе они верховодили в «Ордене имажинистов», будоражили обывателя неуместными в нищие 1920-е годы цилиндрами, принимали деятельное участие в работе литературного кафе «Стойло Пегаса», были в буквальном смысле слова неразлучны: жили в одной квартире, делили скудные обеды, а случалось – в ледяные ночи первых пореволюционных зим – и спали в одной кровати. Мариенгоф тяжело переживал смерть друга. Незадолго до того они разошлись с ним в искусстве и в жизни. (Есенин женился на Айседоре Дункан и уехал за границу, публично порвав с имажинизмом. Мариенгоф связал свою жизнь с актрисой театра Таирова Анной Никритиной.) Такой разрыв всегда очень труден, а неожиданная смерть усугубляет вину и страдания того, кто остался жить. «Роман без вранья» стал для Мариенгофа средством одолеть душевную боль. Эстетически преображая все зигзаги и вывихи дружеских отношений с Есениным, он создал полнокровную картину той действительности, в которой суждено было прорастать поэтическому слову. Знаменитые ахматовские строки – «Когда б вы знали, из какого сора // Растут стихи, не ведая стыда» – вполне могли бы послужить эпиграфом к «Роману без вранья».

Имя Ивана Грузинова (1893–1942) сегодня известно только узкому кругу специалистов, а в начале 1920-х годов он входил в пятерку лидеров «Ордена имажинистов». Книгочей, вдумчивый и строгий, он с неподдельной серьезностью относился к проблеме обновленного поэтического слова, его видели в роли главного теоретика имажинизма. Тихий, спокойный, мягкий, он был верным другом и надежным товарищем. С Есениным они подолгу обсуждали новые стихи, вели теоретические споры. Как никто другой знал Грузинов литературные пристрастия и предпочтения Есенина, его поэтическое мировоззрение. Два мемуарных очерка Грузинова, созданных им в 1926–1927 годах, напоминают альбомы любительских фотографий, отснятых на профессиональную камеру. Нарочитая фрагментарность как бы вырванных из дневника страниц рисует образ поэта резкими штрихами, остро и нервно; она чутко передает напряжение есенинской души в 1920-е годы, его отчаянный поиск своего пути, творческую неутомимость и готовность к риску. Несмотря на небольшой объем, воспоминания Грузинова содержат исключительно много информации – очевидца и участника.

Группа имажинистов, которую возглавляли Есенин и Мариенгоф, включала в себя поэтов разного поэтического масштаба и опыта, в то же время каждый из них претендовал на эстетическую самостоятельность и новаторство. Объединял их пафос жизнеутверждения и социального оптимизма. Все были молоды и честолюбивы, в революции видели свою будущность, искали в ней оправдание собственных творческих поисков, энергично осваивали культурное пространство новой России. Одним из самых энергичных участников группы был Матвей Ройзман (1896–1973), получивший образование в Коммерческом училище и потому отряженный сотоварищами на ведение организационно-хозяйственных вопросов. Ройзман знал жизнь имажинистов с «самой интимной» стороны – со стороны денег. Конечно, и он был поэтом – остро чувствовал красоту поэтического слова, терзался муками творчества, испытывал восторг вдохновения. Но навыками бухучета не брезговал. В итоге у него собрался уникальный архив, а сам он стал обладателем совершенно эксклюзивной информации. Когда, спустя сорок лет, Ройзман принялся за воспоминания, он постарался написать их с максимальной достоверностью, опираясь на документы и перепроверяя каждый факт. Ройзман учел опыт Мариенгофа и свой текст назвал более осторожно – «Все, что помню о Есенине». Его книга, может быть, не столь выразительна и образна, но по-своему красочна и эмоциональна, богата многочисленными деталями и характерными эпизодами, словами и репликами Есенина, восстановленными по дневниковым записям. Ройзман, как и Мариенгоф, влюблен в Есенина и поэтому дорожит каждой чертой его личности, стараясь донести ее до потомков без прикрас и искажения. Хотя взгляд снизу вверх порой все же дает о себе знать. Но и этот взгляд – объективная неизбежность.