Живой Дали - [12]

Уэллс в эту минуту разрезал эскалоп "Вителло". Он остановился и переспросил:

- Сальвадор Дали?

Перед светофором на виа Венето резко затормозил автобус. На кухне кто-то разбил тарелку.

- Корда прислал его сюда, в Рим, - сказал я. - Наверное, новый актер.

- Хм, Дали? - повторил Уэллс и вновь принялся за эскалоп. - В первый раз слышу это имя.

- Вероятно, работает в театре, - предположил я, и мы перешли на обсуждение "Третьего человека" - фильма, над которым вместе работали несколько лет назад.

Я не имел ни малейшего представления о том, кто такой Дали и чем он занимается, и уж тем более не мог предположить, что вскоре он перевернет всю мою жизнь. Шел апрель 1955 года, и я никогда еще не был так счастлив. Закончилась Вторая мировая война, больше не выли сирены воздушной тревоги, не мучило зрелище груженых телег беженцев, катящихся сквозь города и деревни, не пугали постоянные сводки о взорвавшихся бомбах, об убитых, о безвозвратно утраченных сокровищах мировой культуры... Пробежаться взглядом по виа Венето и не заметить ни одного нацистского флага, вывешенного из окна, доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. Не хотелось вспоминать о том, что совсем недавно Муссолини вдохновлял толпу на площадях Вечного города...

Как и многих, меня полностью захватила радостная послевоенная круговерть. Ирландец по происхождению, я поступил на военную службу в британскую армию в 1936 году и надеялся провести в ней не больше полугода. Вместо этого мне пришлось отслужить одиннадцать лет в чине капитана, годного на все: от пропаганды на радио до сообщений о продвижении войск союзников на север, сквозь Италию; самое приятное было говорить о постепенном освобождении городов. Затем, в 1947 году, демобилизация. Я был в полной растерянности в тот день, когда мне выдали на руки документы. Великовозрастный сирота двадцати восьми лет. Ни братьев, ни сестер, ни друзей, ни жены, ни детей - никакого прошлого, к которому можно было бы вернуться. Я знал лишь казарменную жизнь и будущее представлял весьма смутно, а каким делом заняться в ближайшем будущем, не знал и вовсе.

И тут на меня свалилось "ирландское везение". Я собирался уже покинуть кабинет, где получал документы, как вдруг дежурный офицер протянул телеграмму, пришедшую на мое имя. Депеша была от Александра Корда, знаменитого венгра, одного из лучших в сфере киноиндустрии; вне всякого сомнения, Корда был значимой величиной в Англии того времени.

Я оторопело смотрел на бланк, читая и перечитывая скупые строчки. Невероятно... Корда предлагал мне работу - и какую работу: возглавить римский филиал его компании "Лондон Филмз"! Основанная в Лондоне в 1930-1940-е годы, эта кинокомпания считалась очень успешной. На ее счету были такие фильмы, как "Алый первоцвет" и "Частная жизнь Генриха VIII". Позже я узнал, что Корда любил переброситься в картишки с самим Черчиллем.

Во время войны мне довелось выполнить несколько рискованных заданий вместе с Рэндольфом, сыном премьер-министра. Когда Рэндольф Черчилль узнал, что я сирота, он пригласил меня провести отпуск в его доме, с его семьей. С отцом Рэндольфа, нашим главнокомандующим, мы часто засиживались за полночь, сопровождая разговоры распитием бренди и сигарами. Я влюбился в эту семью. Влюбился и в Сару Черчилль, сестру Рэндольфа, за которой ухаживал какое-то время и даже думал на ней жениться. Как оказалось, помимо теплой дружбы, Уинстон Черчилль подарил мне работу, о которой я и мечтать не смел, - это он поговорил с Корда.

Через восемь лет на моем счету была уже дюжина выпущенных фильмов. Дни напролет я проводил в окружении великолепных красавиц, таких как Мирна Лой, Вивьен Ли и даже Джина Лоллобриджида, которой именно я предложил первую роль в кино. Жизнь была заполнена длинными обедами в компании писателей, сценаристов, режиссеров и продюсеров. Среди них были Грэм Грин и Грегори Ратофф, чьи имена в те годы знал каждый. Вся Европа, а Италия в особенности, переживала возрождение кинематографического искусства, и потому я наслаждался сладкой жизнью... во исполнение служебных обязанностей. Сюжет, вполне достойный хорошего фильма!

Жил я в доме XI века, почти полностью перестроенном. Внутренний дворик моего дома зарос кустами бугенвиллеи, и это было невероятно романтично. На всех фотографиях того времени я выгляжу очень счастливым.

Мы все были счастливы в ту пору. Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что это была в каком-то смысле эйфория. Эйфория, наступившая после страшных лет войны.

Все мое время занимали фильмы. Что же касается живописи, то я не был ее знатоком. Имя "Сальвадор Дали" я впервые увидел, когда получил телеграмму Корда из Лондона, в которой он просил встретиться в этим человеком в "Гранд Отеле" в четыре часа.

Когда я пересекал гостиничный холл, невзрачный с виду, но все же несущий в себе остатки былого изящества, ко мне направился консьерж Лоренцо.

- Капитано, - сказал он, - синьор Дали ждет вас. - Затем перешел на шепот: - Он очень похож на актера немого кино, Адольфа Менжу.

Лоренцо провел меня в плохо освещенную пыльными лампами гостиную. Дали сидел на изношенном диване. Держался он очень прямо, втиснутый в безукоризненный костюм; вокруг него витал аромат дорогой туалетной воды. В левой руке художник сжимал трость, наконечник которой украшал серебряный херувим.