Животное - [2]

Все три моих стола завалены книгами и разным хламом, порой довольно неожиданным: всякими батарейками, сломанными карандашами, паяльниками, старыми ключами, какими-то тумблерами и вообще бог знает чем. При этом, все, что может лежать вверх ногами или дном, так и лежит. Поэтому мы пообедали на табуретках и сейчас мирно сидели, болтая о вещах совершенно абстрактных и к жизни не имеющих ни малейшего касательства. Я вышел в кухню за компотом. Животное сидело там; оно прислушивалось к радионовостям.

– Как тебе нравятся мои друзья? – спросил я, наливая из банки.

– Все трое молодцы. Но тот, который Боря, кажется, влюблен.

– К сожалению, – ответил я. – Она его не замечает. Он для нее только друг. Тут ничего не поделаешь; сердцу не прикажешь.

– Иногда можно приказать. Предложи сыграть в карты, – сказало оно.

– Зачем?

– Попробуй, сегодня это поможет.

Я попробовал. К моменту моего возвращения разговор уже достаточно усох и едва струился. Тогда я и предложил колоду карт. За окном шел дождь, по телевизору ничего, все выпито и съедено, говорить надоело. И мы стали играть в обыкновеннейшего пошлого дурака.

Cвободного стола у меня не нашлось. Единственным подходящим предметом была широкая картонка, которая в свое время служила коробкой для монитора. Мы сели на табуретках и картонку положили на колени. Алена села рядом со мной и, чтобы картонка не упала, ей пришлось прижаться ко мне коленками. Это было не совсем то, чего я хотел, но я собирался понять, чем это кончится и как это кончится.

Мы начали играть и Денис сразу стал жульничать: в картах он жульчичает просто невыносимо. Он жульчичает не ради выгоды, а просто потому что иначе не может. Обман – это его стиль жизни, при этом он не желает никому зла и, если бы мы играли на деньги, он играл бы более-менее честно. Но просто так он честным быть не способен.

Ее коленки все плотнее прижимались к моим, сильнее, чем того требовала игра. Кажется, она нервничала. Что-то происходило. Но это закончилось ничем. Когда жульничество Дениса ей надоело, она просто встала, перевернув картонку и рассыпав карты. Потом Денис ушел курить на балкон, а я к нему присоединился.

Мы молчали.

– Ты слишком правильный, – сказал он наконец, – люди такими не бывают. Тебе никогда не хотелось сделать что-нибудь неправильно?

Мне постоянно этого хотелось, но я не стал объяснять. Он бы не поверил, если бы я сказал, как сильно и как часто мне этого хотелось.

– Ты хочешь быть хорошим. Но зло тоже бывает полезно, – сказал он.

– Например?

– Например, у меня нет ногтя на указательном пальце. Когда мне было четыре года, мой отец собрался уйти от матери. Он уже собрал чемодан и вышел за порог.

Тогда мать, она была умная женщина, вставила мне пальцы в дверь и прищемила изо всех сил. И честное слово, она придавила от души, с размахом, так сказать.

Такое вот неожиданное решение. Слышал бы ты, как я орал! Тогда он ее ударил, но остался. У меня слезло три ногтя, а один так и не восстановился. Зато у меня остался отец. Потом у меня родился брат – получается, что за его жизнь я заплатил всего одним ногтем. Это немного.

– У тебя нет брата, – сказал я.

– Согласен, все наврал. Но не в этом дело. Попробуй сделать что-нибудь плохое – и тебе сразу станет лучше. Хватит быть памятником, будь человеком.

Увы, я не мог быть человеком.

Когда я вернулся, я сразу услышал ее смех, необычный смех – так смеются девушки, которым нравится ухаживание. Ухаживание, а не приставание, – ничего пошлого не было ни в ней, ни в ее смехе, как не может быть ничего пошлого в любви или симпатии. Пошло лишь их отсутствие, а так – ведь все мы живые люди, даже те, кто похож на памятник.

Остаток вечера они не отходили друг от друга, а я не очень понимал, что произошло, и причем здесь карты. Когда гости ушли и я вымыл посуду, мое животное уселось на моем плече.

– Может быть, ты объяснишь? – спросил я.

– Их нужно было подтолкнуть, – сказало оно.

– И?

– И ты их подтолкнул. Когда она появилась, – продолжало оно, – она была возбуждна. Такое с женщинами бывает – всякие мысли, о том, об этом.

– С мужчинами тоже, – заметил я.

– Вот. А в карты в твоей комнате можно было сыграть только на картонке.

Когда ее нога прижалась к твоей, ей понравилась. Чем дольше она сидела, тем больше ей нравилось. Но ты не тот человек, который ей нужен. Наконец, она не выдержала и встала. Но она слишком возбудилась. Ты ей не подходил, Денис – тоже, поэтому она остановилась на Боре, она впервые посмотрела на него как на мужчину. Первого раза оказалось достаточно. У него ведь все написано на носу.

– На лбу, – поправил я.

– Нет, на носу. Он морщит нос, когда смущается.

– Это нельзя было просчитать заранее, – возразил я.

– А разве были варианты?

И тогда я догадался. Я сходил на балкон и выкопал из-под хлама кубик Рубика.

К кожалению, в его лапках не было достаточно силы, чтобы этот кубик крутить. Я показал ему как это делается.

– Двадцать четыре поворота, – сказало оно, – есть интересный вариант в двадцать четыре поворота. Давай, ты поворачивай, а я буду подсказывать.

Я стал поворачивать и после двадцати четырех поворотов кубик был собран.