Живи и люби! - [11]

— Я сам могу взять себе поесть. В ваши обязанности это не входит.

— Не имеет значения, — быстро ответила Сигрид. — Просто я… — Она запнулась.

Он пристально посмотрел ей в лицо. Тогда Сигрид вздохнула и призналась:

— Хочется поговорить со взрослым человеком. Поймите меня правильно, девочки чудесные, но каждую минуту спрашивают почему то или почему это… Вы меня понимаете?

Ее негромкий смех заставил Тенгвальда немного успокоиться.

— Конечно, понимаю, — с улыбкой ответил он.

Сигрид неторопливо намазала хлеб маслом и положила сандвич в сковородку. В этот момент микроволновка коротко свистнула, давая сигнал, что цикл закончился. Сигрид быстро выложила попкорн, а затем поставила миску и стаканы на поднос.

— Последите за сандвичем, — сказала она. — Я сейчас вернусь.

Вот и отлично. В одиночестве ему будет легче собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Лучше всего бежать отсюда без оглядки. Придумать какое-нибудь объяснение и унести обед к себе в кабинет.

Хотя нет, это будет грубо. Сигрид живет в его доме. Присматривает за его племянницами. Хозяин обязан быть любезным, верно?

Кроме того, она сказала, что хочет отдохнуть от болтовни с пятилетними малышками.

Как только Тенгвальд закрыл глаза, ему представились аккуратно уложенные волосы цвета платины. Он неторопливо вынимает из них заколки, погружает пальцы в густые шелковистые пряди…

— О нет!

Голос Сигрид заставил размечтавшегося мужика резко открыть глаза.

Из сковородки валил дым. Тенгвальд чертыхнулся и потянулся к ручке.

— Подождите! — крикнула она. — Возьмите прихватку!

Он сорвал с крючка прихватку и снял сковородку с плиты.

— Ваш сандвич сгорел, — вынесла вердикт оказавшаяся рядом Сигрид. Исходивший от нее аромат лимона смешивался с запахом дыма и горелого хлеба.

— Это моя вина. Я… э-э… мне следовало быть повнимательнее.

— Ладно, беда невелика. — Она открыла хлебницу и вынула еще два куска заварного хлеба. — Начнем сначала. — Сигрид лукаво улыбнулась и подняла глаза. — Вы думали о работе?

Если бы, проворчал про себя Тенгвальд, выбрасывая сгоревший сандвич в мусорное ведро. Потом он взял бумажную салфетку и начат вытирать сковородку.

Не дожидаясь ответа, Сигрид продолжила:

— В вашем мозгу бродят мысли и отвлекают от всего остального. — Она тихонько засмеялась и стала намазывать хлеб маслом.

Тенгвальд поставил сковородку на плиту. А Сигрид положила туда кусок хлеба, и масло вскоре зашипело. Затем она добавила сыр и поместила рядом второй кусок.

— Как идет ваш эксперимент?

— По плану.

— Вот и хорошо. — Она перелила суп в кастрюльку и поставила разогреваться на другую конфорку.

— Да. — Теперь, когда следы катастрофы были ликвидированы, Тенгвальд мог позволить себе улыбнуться. — Именно так.

Не теряя ни секунды, Сигрид сказала:

— Последние дни мы с девочками изучали участок. У вас есть своя бухта. Свой сад. Даже небольшая роща. Это прекрасно. Вы с сестрой выросли здесь?

— Да. — Он прижался бедром к крышке стола. — Расти здесь хорошо. Правда, во времена нашего детства это был просто сарайчик на куске земли, заросшем сорняками и кустарником. Моя мать посвятила жизнь тому, чтобы сделать участок таким, каким он стал сейчас.

Сигрид поправила на сковородке сандвич.

— А лаборатория и теплица?

— Их построил мой отец.

Она положила деревянную лопаточку и стала размешивать суп ложкой.

— Он нажил небольшое состояние на полученных патентах, — негромко добавил Тенгвальд. — И проводил в лаборатории и теплице все свое время.

Мысль об отце заставила его помрачнеть. Он сделал усилие, чтобы отогнать это воспоминание.

Сигрид хотелось немного поболтать. Разговор об отце для такой беседы не годился.

Тенгвальд представил себе улыбку и сияющие глаза матери, сделал глубокий вдох, немного успокоился и сложил руки на груди.

— Мы с сестрой — поздние дети, но мама у нас была замечательная. Она старалась, чтобы мы с Амалией не нуждались ни в чем необходимом. Она посвятила нам жизнь. А я и Амалия готовы были целовать землю, по которой она ходила.

Рассказ о матери снимал камень с его души.

— Сестра всего на год младше меня, — продолжил он, — поэтому мы все делали вместе. Я помню, как мама учила нас плавать. Амалия оказалась не такой понятливой, как я. — Он фыркнул. — Ох, и дразнил же я ее!

Сигрид молча сняла сандвич со сковородки и положила его на тарелку. А потом негромко сказала:

— Но в конце концов она все-таки научилась, верно?

Ее неуверенный тон заставил удивленного Тенгвальда поднять взгляд.

Плечи Сигрид ссутулились. Она налила в глубокую тарелку суп и наконец призналась:

— Если так, то ей повезло больше, чем мне.

— Вы не умеете плавать?

Сигрид отвернулась и, не глядя ему в глаза, покачала головой.

Тенгвальд следил за тем, как она ставит обед на стол. Беззащитность этой девушки, казавшейся такой уверенной в себе, поразила его.

— Вы не умеете плавать, но в день приезда без промедления полезли за детьми в воду… По-моему, это очень смелый поступок.

По-прежнему глядя в сторону, она пробормотала:

— Кто-то должен был сделать это… — А потом повернулась к нему. — Знаете, меня кое-что тревожит. Я уверена, что и девочки не умеют плавать. — Она облизала губы. — Я спрашивала их. Они ответили, что мама и папа водили их в бухту и в бассейн, однако меня это не убедило. Они просили пойти поплавать с ними, когда вода потеплеет, но…