Живая защита - [66]

— Ну, я напишу ему, отблагодарю! — проговорила Женя, засовывая карточку в карман халата. — Паршивое трепло…

Елена уже думала о встрече с Павлом, Он спросит: «У моих была?..»

Да и самой совестно. Быть в Петровском и не зайти… Может быть, что надо передать Павлу. В глубине души уже пощипывало: каковы они? Как живут? Как встретят? Как выглядит все, что окружало Павла?

— Не скажете, как отыскать Барумовых?

— У реки, — ответила Женя. В ее взгляде проскользнуло ревностное любопытство. — Замуж собралась за него?

— А без замужества к Барумовым нельзя?

— Дело твое, хитри как умеешь… Большого клада в Пашке не найдешь. Я-то знаю…

— Видимо, не тот клад искали, — ответила Лена.

По дороге к реке с интересом рассматривала дома Петровского. Село как село. Много видела таких. С первого курса каждую осень ездит в колхозы со своей студенческой группой. То на уборку картошки, то на свеклу. Такие, как Петровское, отличались солидной самостоятельностью. Своя больница. Не надо ехать за доктором, если что. Свой клуб. Пусть переделанный из церкви, но — клуб. Несколько магазинов. Ничего, что выглядят приземистыми. Самое необходимое всегда под рукой.

В эти магазины мальчишкой бегал Павел. В каком-то из переулков обнимался с Женькой… Теперь от таких мыслей даже настроение не поколебалось. На втором курсе она тоже обнималась. Вечером в лаборатории погас свет. Кто-то из студентов запел, кто-то замяукал. А она с Арнольдом вышла на лестничную площадку. Ну и что теперь должен делать Павел?

С затаенным страхом входила она к Барумовым. Подумала: зачем идет? Зачем устраивает пытку себе? Никто не заставляет. Павел не обидится, поймет. Не такая она, чтобы запросто идти к его родителям. И все-таки шла. Не ждали, не гадали, а пожаловала…

Евдокия Сергеевна и Егор Матвеевич были дома. Давно, считай, со дня отъезда Павла, никто из молодежи не заходил к ним. Изумились. Но когда узнали, что гостья приехала из самих Кузнищ, — засыпали ее вопросами.

Раздели, разули, усадили к печке, чтобы скорее оттаяла. Смотрели на нее, как на человека из нового мира, о котором лишь изредка пишет Павел. Здоров ли? Да, здоров. Сыт? Видимо, сыт. В магазинах как будто все есть. А-а, он в столовой…

Потом спохватились — гостья голодная, а они заговорили ее. Евдокия Сергеевна побежала во двор, в погреб. Сливок надо, сливок! От голода аж позеленела девка. Известное дело — город. Все по норме. Где уж там человеку гладким быть! Следом за Евдокией Сергеевной выскочил Егор Матвеевич. В соломенном погребце, оглянувшись, зашептал:

— Не простой наш гость. Попомни! Неспроста приехала…

— С чего ты взял, старый. Павлушка небось попросил.

— Иди-ка ты! Людей не различаешь…

Тем временем Лена рассматривала фотокарточки на стене. В рамочках, под стеклом, рядочками. Самый большой портрет — брата Павла. Статный офицер, собою видный… На столе холщовая скатерть, по краям скатерти пунктирная мережка. В переднем углу маленький радиоприемник. Пол выскоблен до желтизны…

Вернулись торопливые хозяева.

— Зачем вы беспокоитесь! — взмолилась Лена. — Я сыта!

— Знаем, знаем, — отмахнулась Евдокия Сергеевна. Сметану, яйца, сало, моченые яблоки — все выставила для гостьи.

— В больнице важные дела, наверно, были?

— Важные, — ответила Лена. Свой ответ показался неубедительным. И добавила: — Очень.

— Ага, так, значит… С Павлухой учились, наверно?

— Нет, я в медицинском, на врача…

— Хватит тебе, старый! Человеку есть надо, а ты… Яички вот, свежие. Можно сварить. А — испечь? Лопаются в золе, но вкусны-ы. Поджаристо…

— Спасибо, я сырое съем. — И глянула на часы.

— Ты не смотри! — перехватил взгляд Егор Матвеевич. — Мы живем не по часам, и тебе нечего на стрелки глядеть.

— Мне к поезду…

— Утром уедешь. Первым автобусом.

— От вас ходит автобус?

— Неужели Павлуха не сказал?

— Он не знал, что я поеду.

Осекся Егор Матвеевич. С какой стороны теперь заходить? Павлуха не знал… А зачем приехала? Показать себя? Вроде бы вся в аккурате, без живота. Значит, на жаловаться приехала. И чем-то нравилась. Не поймешь чем, а нравилась. Не такая, как свои, деревенские, но все равно понятная. Ишь ты, в глаза боится глядеть, совесть, значит, имеет. Не у всех она, совесть-то, нынче имеется.

Лена думала, что не надо было заходить. Ничего не увидела, только себя напоказ выставила. Она с радостью согласилась отдохнуть. Ее отвели в горницу и, закрыв дверь, оставили одну. Лежа в постели, растирала онемевшие от холода ноги. Уснула неожиданно быстро.

Проснулась вечером от шепота за дверью.

— Женька так и сказала: жена! А что невеста — наверняка! — усердствовал женский голос.

— Дай бог, собой что надо, — отвечала Евдокия Сергеевна. — Но Пашкина ль? У молодых всяко бывает.

— Пашкина! Это уж точно!

— Не заверяй. Женька выдумывать тоже умеет.

— Ну, ладно! Перешли с ней гостинчик. Знает небось Володьку нашего. Он теперь в больших начальниках, должна знать. Погляди, что посылаю…

Лена оделась и вышла из горницы. Рядом с Евдокией Сергеевной сидела хитроглазая морщинистая женщина.

— Вы Тузенкову хотите переслать? — спросила Елена. — И не просите!

— Да ты что! — всплеснула руками женщина. — Совсем пустяк, не тяжело. Того-сего понемножечку.