Живая защита - [14]
Ощутимо, как живые, начали они подпирать в спину локомотива. Значит, половина состава уже прошла подъем.
Руки Якова Сергеевича потянулись к груше. Над степью всколыхнулся воздух от длинного ликующего гудка.
— Ну и хорошо-о-о! — засмеялся Игорь. Не надо бы здесь давать гудок, ни к чему он, а все одно волновалась душа от детской откровенности Якова Сергеевича.
Чаще застучали колеса, словно сгущенный, ветер твердой лавиной начал бить в лицо.
Разъезд Боровое обычно проскакивали с ветерком. Профиль пути такой, что положи на рельс катышек ртути — не сдвинется. Еще на подходе к Боровому Яков Сергеевич гудком предупредил о своем приближении. Он чуть не вывалился в окно, когда в ответ на входном светофоре увидел два желтых огонька.
— Два желтых! — с недоверием к самому себе доложил он в пространство.
— Два желтых, — пробубнил в подтверждение недовольный помощник.
«Вот так оно и получается, — с обидой подумал Яков Сергеевич. — Хочешь как лучше, чтобы груза привести прилично и побольше километров накатать, а тебе крылышки цап-царап и — на прикол».
Мало того что на боковой путь приняли, да еще и остановили. В Боровом! Где только по какому-нибудь случаю приходилось стоять.
Сплюнул Яков Сергеевич с досады и полез из будки. Но… стоп! Что-то не совсем обычное заметил он впереди. По правому пути, что законно принадлежал Якову Сергеевичу, рвался к разъезду одинокий паровоз. Лоб в лоб!
— Вот оно: что хочу, то ворочу, — выругался он, забираясь обратно в будку.
Мимо, свильнув на стрелке, воющим свистом сквознул паровоз.
— Беляев, — сообщил помощник.
— Понятное дело, километры накручивает. А вы тут… черт с вами! Молодцы ребята, что диспетчер, что Беляев, умеют жить, не то что мы — олухи царя небесного! — отчитывал самого себя Яков Сергеевич.
Задымил папиросой, обратился к Барумову:
— Вот так, инженер. Понял, как поганят хорошее дело? Выхватит диспетчер пару-тройку шустрых машинистов и гоняет по участку. Не только полторы, они десять норм в сутки отмахают. И не придерешься. Что диспетчер, что эти машинисты в ногу со временем, а остальные, дескать… На их примере нас учить станут, поругивать: не умеете да не желаете, не понимаете да не созреваете…
Яков Сергеевич смирился с остановкой в Боровом и вообще со всем, что происходило за эту поездку. Нервами да криком делу не поможешь. Выкинул окурок, глянул в окно.
— Худо получается, меньше груза стали перевозить. Приедем в Сватовку, обрати внимание: все пути будут забиты вагонами.
— А почему Беляева из Сватовки пустили без поезда? — спросил Барумов.
— Хочешь знать, почему его резервом отправили? Да чтобы километров побольше накатал, без поезда легче. С диспетчером — по рукам — и обоим хорошо.
После Борового ехали без задержек. А под самой Сватовкой, где казалось, что рейс окончен, на пустяшном посту опять застыли. Ждали долго, пока не прогудел мимо, но уже с поездом из Кузнищ равнодушно выглядывающий из будки Беляев.
— Вот так… — волновался Яков Сергеевич. — А сколько поездов за нами стоит, на других станциях, чтобы ему открытую дорожечку…
Спускались под уклон быстро, будто на оставшихся километрах можно наверстать упущенное время.
Слово свое Дементьев не забыл.
В субботний вечер он и Барумов пришли в железнодорожный клуб.
— Ясное дело, о скоростниках говорить будут, на щит поднимать, чтоб на них равнялись остальные. Если на живую защиту критика будет, то выступлю и расскажу о тебе. Чтобы свое настроение по дистанции не рассевал. Проучу, — обещал Андрей Петрович, поднимаясь по лестнице.
— Конечно, потолкуйте обо мне, кроме не о чем, — ответил Барумов, понимая, что Дементьев только грозится, а ведет в клуб лишь для того, чтобы немного поднатаскать новичка.
— Не ершись. Прислушался бы, пользы больше, — проворчал Дементьев.
В просторном фойе между белых колонн было черно от форменных железнодорожных костюмов. Первым делом Андрею Петровичу захотелось узнать, кто приехал вручать Кузнищевскому отделению переходящее знамя. Едва перешагнув последнюю ступеньку, Дементьев остановился, — надо сориентироваться.
Павел не знал, что ему делать. Попал он сюда, что называется, не в свою тарелку. Стоять истуканом неудобно, разговаривать не с кем, знакомыми не обзавелся. Лезть через головы к киоскам с редкой галантереей вообще не годится. Вот и пришлось неотступно следовать за своим начальником.
Кто же возглавляет сегодняшнее собрание актива? Дементьев переводил взгляд с одной группы на другую. Начальник паровозного депо что-то объяснял своим машинистам. У киоска спорили вагонники. Рядом стояли молчаливые путейцы.
С ним часто здоровались. Но это большей частью из рядовых, по старой памяти. Андрей Петрович с былым достоинством медленно проходил вдоль колонн. Все чаще попадались отделенческие. Начальник отдела движения, ревизор по безопасности, председатель райпрофсожа. Теперь жди — встретится начальник отделения. А уж он обязан сопровождать того, кто приехал из управления.
Тесным обручем сдавливал шею черный галстук — остаток от прошлого, от форменного костюма с золотыми галунами. На собрание актива хотел надеть тот милый сердцу костюм. Хорошо, что посмотрел в зеркало. Неудобно. Уж очень яркими были черные пятна вместо споротых знаков различия.
1942 год… Фашистская авиация днем и ночью бомбит крупную железнодорожную станцию Раздельную, важный стратегический узел. За жизнь этой станции и борются герои романа Виктора Попова «Один выстрел во время войны». В тяжелейших условиях восстанавливают они пути, строят мост, чтобы дать возможность нашим воинским эшелонам идти на запад…
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.