Живая защита - [11]

Шрифт
Интервал

Странно получается. Умный человек, а понять не хочет, что татарник, каким бы колючим ни был, все равно коса срежет. Жизнь, как видно, еще научит.

Мысль застопорилась. Всплыл вопрос: надо ли было ему, Тузенкову, на совещании так отвечать Дементьеву? Не лучше ли отмахнуться ото всего, как Барумов?

Нет! Еще этого не хватало… А вообще, к примеру, на совещании было кое-что любопытное. Позади Тузенкова кто-то шушукался, когда Барумов отвечал на вопрос начальника. Одобряли. Пусть исподтишка, пусть не осмелились подняться, но ведь — одобряли! Вот чертовщина какая.

Жизнь фактически начинается заново. Что Барумов, что он, Тузенков, будто выброшены на голое поле. Начинать хочется хорошо, чтобы душе жилось вольно. Но как это сделать, чтобы хорошо?

В окне мелькали стремительные телеграфные столбы. Вагон раскачивало так, что порою казалось: падает, валится на бок. Но кончался крутой поворот, вагон выправлялся и опять торопились мимо нескончаемым частоколом быстрые столбы.

5

Что же такое скоростники? Хотя и понимал, что это мало касается его, но знать-то об этом надо. Не работать же вслепую.

Можно обратиться в депо, но казенного разъяснения Павел не хотел. Вечером Гришка Матузков повел его к паровозному машинисту. Живет этот Гришка в Кузнищах без году неделю, а знакомых — как у старожила.

Остановились у дома с палисадником, забитым зарослями флоксов. Дорожка от калитки до веранды была выложена красным кирпичом. Приятно идти по такой дорожке. Будто специально для гостей — ковер в елочку из красных прямоугольников.

Было холодно, а во дворе девушка развешивала выстиранное белье в одном платьице и в растоптанных туфлях на босу ногу. Невысокая, тоненькая, платье темно-коричневого цвета с белым воротничком. Наверное, осталось со школьных времен. Еще бы фартучек с крылышками да бантик в волосы.

— Ты… опять?! — и удивленно и угрожающе обратилась она к Гришке.

— Пардон, мадам, — расшаркался Гришка. — Во-первых, не к вам. Во-вторых, к Якову Сергеевичу. А в третьих, почему бы и не к вам? Счастье, оно внимания требует… Только слишком уж нос задираешь, мадам.

Девушка взглянула на Павла и ушла в дом.

— Хороша-а… Пытался птичку поймать, осечка вышла. Выходит, не тот товар предложили. Разбирается. На врача, в городе… Домой на практику приехала. В больнице… Тс-с-с…

На пороге вырос хозяин дома, Яков Сергеевич. Он был совершенно лыс. На плечи наброшен серый пиджак с темными масляными пятнами на рукавах.

— Ко мне? — Голос хрипловатый, басовитый.

Яков Сергеевич спустился к молодым людям, каждому подал руку.

— Прошу в дом. А по какому делу, собственно говоря?

— Извините, Яков Сергеевич, они вот, то есть новый начальник участка на нашей дистанции товарищ Барумов, они вот желали бы с вами, то есть напрямую, без всяких протоколов на бумажке.

— Ну и что?

— Яков Сергеевич, я насчет движения скоростников. Хочется поближе с этим делом… На транспорте не работал еще, только начинаю. А с меня уже требуют.

— Скоростники? Ну, я скоростник. Не очень-то высокая материя. Впрочем, в депо объявлено, что это самое новое, самое лучшее, самое передовое…

Барумову показалось, что Яков Сергеевич потешается. Зачем это «самое», «самое»?

— Мне бы попроще…

— Можно попроще. Скажу прямо: дело это сто́ящее. Но у нас, в Кузнищах, так повернули, что… А почему вы не обратились к начальнику депо?

— Почему? Я уже слушал своего начальника, Дементьева. По правде говоря, мало понял.

Яков Сергеевич потер ладонью лысину — холодно! Зябко передернул плечами. И вдруг с сердитой решимостью уставился в глаза Барумова.

— Не с расспросов да с разговоров надо начинать. Я, другой, третий наговорим с Арарат. Слышал, что это такое? Большая гора. Вот я один из тех самых скоростников. Личное обязательство имею, стремлюсь, чтобы накатать полторы нормы… Приходи утром на станцию, садись на паровозе рядышком со мною и — гляди. Своими глазами. Умнее будешь, чем после разговоров-переговоров. Сделаешь поездку, и хватит с тебя.

«А ведь это самое лучшее, — подумал Павел. — Быстрее войду в курс дела».

На том и порешили.

За калиткой Гришка оглянулся, метнул взглядом по занавешенным окнам.

— Не вышла! Даже к окошку не прилипла. О-о-от птичка… Во, брат, как люди высоко ценят себя!

— Тебе одной мало? — усмехнулся Павел.

— Одной — за глаза! Но эта… Чутьем своим чую: огонь! Самородок! Блеск сплошной!

Гришка досадливо причмокивал и сокрушался.

Утром Барумов был на станции. У нарядчика депо узнал, когда поедет Яков Сергеевич и с какого парка. Пошел по путям в поисках поезда. Шпалы белыми поперечинами выделялись на черной, залитой мазутом земле. На них от мороза выступила мелкая искристая россыпь. Под подошвами похрустывало, на шпалах оставались тусклые округлости следов.

По путям хлопотливо сновали маневровые паровозы, разминая на земле влажный утренний дым. Автоматические сцепки звенели, тормозные башмаки, притиснутые к рельсам вагонными колесами, ползли со скрипучим визгом, от них несло дымной вонью и горелым железом.

Якова Сергеевича нашел около паровоза. В руках молоточек на длинной ручке. Он осматривал колеса, постукивал и прислушивался к звенящему звуку.


Еще от автора Виктор Михайлович Попов
Один выстрел во время войны

1942 год… Фашистская авиация днем и ночью бомбит крупную железнодорожную станцию Раздельную, важный стратегический узел. За жизнь этой станции и борются герои романа Виктора Попова «Один выстрел во время войны». В тяжелейших условиях восстанавливают они пути, строят мост, чтобы дать возможность нашим воинским эшелонам идти на запад…


Рекомендуем почитать
Если бы не друзья мои...

Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.


Пусть всегда светит солнце

Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».


Тайгастрой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очарование темноты

Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.