Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов - [9]

Не нарушая никаких канонов и следуя примеру многих византийских святых, Кирилл принимал пожертвования на монастырь селами. Ни о каком монашеском рабовладении речь, конечно, не шла, так как крестьяне в этих селах не были крепостными, но они теперь платили оброк не светскому землевладельцу, а монастырю. Более того, их светские дела были переданы из-под судебной юрисдикции князя в юрисдикцию Кирилла, так что он оказался обязанным разбирать их мирские конфликты, да и вообще воспитывать мирян в соответствии с христианскими стандартами. Последнее – дело пастырей, священников и епископов, но никак не монашеское. Кирилл подошел к нему со всей ответственностью, и крестьяне при его управлении во всех отношениях выигрывали, от экономики до душеспасения. Но была сформирована система, которая со временем не могла не попасть в дурные руки.

Время это наступило очень скоро после смерти Кирилла и его двух единомудренных преемников Христофора и Лонгина – уже в 1430-е годы, когда новым игуменом был навязан монастырю воспитанник чужого монастыря и человек чуждого духа Трифон (годы игуменства 1435–1447). Это было как раз то время, когда антигреческая и антиисихастская партия сторонников московского церковного сепаратизма стала набирать силу. С середины 1430-х годов началась новая череда попыток ставить на Киевскую митрополию полностью подконтрольного Московскому князю русского епископа, что и привело постепенно к московскому расколу 1467 года. На ключевую позицию Кирилловского игумена враждебная исихастам партия смогла провести своего человека, который полностью переломил духовную жизнь монастыря.

Пахомий Логофет утверждает, что Кирилл категорически отказывался от принятия в дар монастырю сел. Но сохранилось более двух десятков грамот того времени, которые документально доказывают обратное. Кирилл не просто принимал села, а превратил монастырь в крупного землевладельца еще при своей жизни. Ложные сведения агиографа нельзя объяснить его преданностью идеям нестяжательства, с одной стороны, и неосведомленностью, с другой, так как Пахомий цитирует собственное завещание Кирилла, в котором пропускает весь раздел, где говорится о дальнейшей судьбе монастырских сел (подлинник этого завещания сохранился, так что можно сравнить). Пахомий, таким образом, тут сознательно наврал, хотя и хотел как лучше.

При этом Пахомий жил задолго до великого спора между нестяжателями и иосифлянами, который будет сотрясать в XVI веке церковь Московии (не называю ее русской, так как церковь в Великом Княжестве Литовском была не менее русской). Но и Пахомию взрывоопасность темы церковного землевладения была уже видна. Корректно позицию нестяжателей в начале XVI века сформулирует ученик преподобного Нила Сорского Вассиан Патрикеев, отвечая Иосифу Волоцкому: да, византийские и древние русские святые владели селами, но бесстрастно, а вы, иосифляне, полагаете в них и в земном богатстве монастырей смысл вашей монашеской жизни, и поэтому вам селами владеть нельзя (Вассиан и с ним все нестяжатели считали, что и вообще в России монастырское землевладение надо запретить; это исполнила только в 1764 году Екатерина Великая).

Вот и Кирилл, и его близкие преемники, а точнее, не они лично, а возглавлявшийся ими монастырь, владели селами, но бесстрастно, и сами селяне от этого сильно выигрывали. Но, увы, до поры до времени.

Самое же главное, что дарственные грамоты на села соединились в смертный приговор тому монастырю, в котором единственно видел смысл Кирилл.

Так бывает: нечто не имеет в себе греха, но является ошибкой с фатальными последствиями.

Интеллектуальная жизнь

Наряду с физическими трудами, монашеская жизнь по уставу Кирилла предполагала труды интеллектуальные. Неграмотного мальчика Мартиниана он обучил чтению и переписыванию книг. Грамотность для монашествующих считалась нормой, пусть и не всегда достижимой для тех, кто принимал монашество в зрелом возрасте. А круг чтения, помимо богослужебных книг и Евангелия, составляли прежде всего аскетические писания, обучающие монашеской жизни в целом, трезвению (то есть контролю над помыслами) и внутренней молитве. Читали и житийную литературу. Таков, приблизительно, был состав библиотеки монастыря при святом Кирилле. Об этом можно судить по тем книгам, которые дошли от той библиотеки до нашего времени. Их не так уж мало – целых двадцать четыре томика, о которых точно известно, что они были созданы в Кирилловом монастыре при жизни основателя, причем двенадцать из них относились к личной келейной библиотеке Кирилла. Кроме того, были некоторые книги практического назначения: выписки из сборников церковного и светского права, пособия по календарным вычислениям, а также – далеко не в последнюю очередь – по медицине.

В сборнике, который Кирилл понемногу собирал для личных и практических нужд, наряду с наставлениями об умной молитве, молитвами и церковными правилами находятся медицинские выписки и, в частности, фрагменты перевода грекоязычного трактата римского врача II века Галена с толкованиями на Гиппократа (это и важнейший для потомков источник текстов самого Гиппократа, и вообще медицинская классика на протяжении всего Средневековья). Также Кирилл записывал для себя, по каким числам можно, а по каким нельзя лечить кровопусканием (универсальное медицинское средство средневековой медицины) и как это все связано с фазами Луны. Лет через пятьсот наши современные медицинские учебники вряд ли будут выглядеть намного разумнее.