Жители острова Хемсё - [5]

— Да потому что еще никого дома нет,— пояснила старуха.— Проклятый малый на море с ружьем; и всегда он берет с собой Нормана; таким образом не выходит ничего путного. Только бы им уйти охотиться на птицу, и хоть пропадай все скотоводство и рыбная ловля. Вот причина, почему я сюда выписала Карлсона, чтобы он смотрел за порядком. Поэтому-то он и должен поставить себя выше и присматривать за парнем. Не желает ли он сухарей?

— Да, тетка, если я должен, так сказать, стать выше, чтобы другие слушались меня, тогда надо установить известный порядок. Тогда я должен иметь поддержку тетки, потому что я знаю, каково будет, если стать с парнями запанибрата.

Таким образом Карлсон почувствовал под собой твердую почву.

— Что же касается морского дела,— продолжал он,— в него я вмешиваться не буду; этого я не знаю, но в сельском хозяйстве я опытен и там могу быть хозяином своего дела.

— Да, это мы завтра распределим; завтра воскресенье, и мы за день обо всем поговорить успеем. Ну, еще полчашечки, Карлсон, а потом пусть он идет спать.

Карлсон взял со стола песочные часы и наполнил чашку больше чем на четверть водкой, а старуха долила кофе. Проглотив в эту смесь, он почувствовал сильное желание возобновить прекратившийся разговор, который был ему необыкновенно приятен. Но старуха встала и пошла хлопотать возле печки; девушки беспрестанно входили и выходили; собака лаяла на дворе и отвлекала внимание.

— Вот возвращаются парни,— заметила старуха.

Снаружи раздались голоса, слышен был стук каблуков о камни, и Карлсон разглядел через бальзамин, стоящий на окне, фигуры двух мужчин, освещенных луной, с ружьями за плечами и ношей на спине.

Собака залаяла в сенях, и затем отворилась дверь. Вошел хозяйский сын в непромокаемых сапогах и охотничьей куртке. С уверенностью и гордостью счастливого охотника бросил он на стол возле двери ягдташ и несколько связанных вместе гагар.

— Добрый вечер, мать, вот тебе мяса! — приветствовал он старуху, не замечая прибывшего.

— Добрый вечер, Густав! Вас долго не было,— отвечала мать, бросив невольно довольный взгляд на дивных гагар с черным как смоль и как мел белым оперением, светло-красной грудью и зеленоватой, цвета морской воды, спинкой.— У вас, как я вижу, была хорошая охота. А вот Карлсон, которого мы ожидали.

Сын бросил своими маленькими острыми глазами, почти скрытыми за рыжими ресницами, испытующий взгляд, и лицо его сразу изменилось: из открытого оно стало осторожным.

— Добрый вечер, Карлсон,— сказал он коротко и застенчиво.

— Добрый вечер,— ответил работник простодушным тоном, желая казаться рассудительным, как только он раскусил вновь вошедшего.

Густав уселся на почетном месте, локтем оперся о подоконник и попросил у матери чашку кофе, в которую немедленно же налил водки. Пока он пил, он молча наблюдал за Карлсоном.

Тот взял в руки убитых птиц и осматривал их.

— Отличные птицы,— сказал он и ущипнул одну из них в грудь, желая убедиться, жирны ли они.— Он хороший стрелок, как я вижу; выстрел попал в самое настоящее место.

Густав в ответ лукаво улыбнулся. Он сразу понял, что работник ничего не смыслил в охоте, так как он одобрял выстрел, попавший в грудное оперенье и сделавший гагару непригодной для того, чтобы из нее изготовить чучело.

Но Карлсон продолжал болтать без умолку; он хвалил сумку из тюленьей шкуры, ружье, сам же скромно стушевывался; по поводу предметов, касающихся моря, он выставлял себя еще более не знающим, чем был в самом деле.

— Где ты оставил Нормана? — спросила старуха, которую клонило ко сну.

— Он все приберет,— ответил Густав,— и сейчас придет.

— Рундквист уже лег. Да и пора; вероятно, и Карлсон устал, так как он долго был в пути. Я покажу ему, где ему лечь, если он пойдет со мной.

Карлсон охотно остался бы еще, но жест был настолько решителен, что он не захотел испытывать дольше терпение хозяйки.

Старуха вышла с ним в кухню.

Затем она немедленно же пришла к сыну, к которому снова вернулось простодушное выражение лица.

— Ну-с, как находишь ты его? — спросила старуха.— Он выглядит порядочным и старательным малым.

— Нет, нет! — ответил Густав протяжным голосом.— Не доверяй ему, мать; он только вздор болтает.

— Что ты говоришь! Он может быть порядочным, даже если и любит поболтать.

— Верь мне, мать, это пустомеля. Нам с ним немало возиться придется, пока мы от него избавимся. Но это ничего не значит. Он будет работать за свое пропитание, но пусть он ко мне близко не подходит. Ты, конечно, никогда не поверишь тому, что я говорю, но сама увидишь! Увидишь. Потом ты будешь раскаиваться, когда поздно будет! Каково было со старым Рундквистом! Тот тоже был боек на словах, а спина у него слабая; много мы с ним возились, а теперь мы будем его кормить, пока он не умрет. Такие болтуны хороши только за едой — это ты уж мне поверь!

— Ты как отец твой, Густав. Ты не веришь в добро и слишком много требуешь от людей! Рундквист не рыбак, но тоже земледелец, и он многое может сделать, чего другие не могут. Людей же привычных к морю мы не найдем; они уходят во флот, в таможню или делаются лоцманами. Найти можно только земледельцев. И, видишь ли, берешь, что найдется.