Жить дальше - [11]
Женщина взяла Дона под локоть, Дон взял под локоть Сару, и их импровизированная шеренга медленно поковыляла к просторной кабине рядом с потрескивающим камином.
«Паули» оказался морским рестораном, а Дон хоть и любил поэзию Джона Мейсфилда[14], морепродукты терпеть не мог. Ну да ладно — наверняка в меню есть какая-нибудь курица или стейк.
Здесь присутствовали все обычные атрибуты таких заведений: аквариум с омарами, свисающие со стен рыбацкие сети, медный водолазный шлем на старой деревянной бочке. Но всё это производило совсем не такой эффект, как в «Красном Лобстере»[15]; здесь каждая деталь выглядела как дорогая антикварная вещь, а не безделушка с гаражной распродажи.
Когда они, наконец, уселись, и молодая женщина приняла у них заказ на напитки — два кофе без кофеина — Дон откинулся на мягкую кожаную обивку дивана.
— Ну, — сказал он, глядя через стол на жену, на лице которой пляшущий свет камина резко очерчивал каждую морщинку, — что ты об этом думаешь?
— Это невероятное предложение.
— Это точно, — сказал он, хмурясь. — Только…
Его прервало появление официанта, высокого чернокожего мужчины под пятьдесят, одетого в смокинг. Он протянул Саре меню, напечатанное на похожей на пергамент бумаге в обложке из кожи, потом дал такое же Дону. Дон сощурился. Хотя этот ресторан наверняка посещало много пожилых клиентов — по пути к своей кабинке они прошли мимо некоторых из них — тот, кто обедал здесь регулярно, по-видимому, мог себе позволить новые глаза, и…
— О, — сказал он, вскидывая взгляд. — Здесь нет цен.
— Конечно, нет, сэр, — ответил официант. У него был гаитянский акцент. — Вы гости мистера Мак-Гэвина. Пожалуйста, заказывайте всё, что вам угодно.
— Дайте нам минутку, — сказал Дон.
— Безусловно, сэр, — ответил официант и исчез.
— То, что Мак-Гэвин предлагает — это… — начал Дон, и затих. — Это… я не знаю… какое-то безумие.
— Безумие, — повторила Сара, словно возвращая ему это слово.
— То есть, — сказал он, — когда я был молод, то хотел жить вечно, но…
— Но ты примирился с мыслью о том, что…
— Что я скоро умру? — сказал он, вскидывая брови. — Я не боюсь об этом говорить. И да, я думаю, что примирился с этой мыслью, насколько это вообще возможно. Помнишь, как прошлой осенью приезжал Айвен Кремер? Мой давнишний приятель? Мы пили кофе и, в общем, оба знали, что это наша последняя встреча, что мы разговариваем в последний раз. Мы говорили о наших жизнях, карьерах, о детях и внуках. Это было как… — он поискал слово и нашёл его: — подведение итогов.
Она кивнула.
— В последние годы я часто думала: «Должно быть, я здесь сегодня в последний раз». — Она окинула взглядом зал ресторана. — Это даже не всегда было грустно. Множество раз я думала «Слава Богу, мне больше не придётся этого делать». Продлевать паспорт. Или проходить обследование, типа тех, что заставляют делать каждые пять лет. Такого рода вещи.
Он хотел было ответить, но снова появился официант.
— Вы сделали выбор?
Даже не приблизились, подумал Дон.
— Нам нужно больше времени, — сказала Сара. Официант вежливо склонил голову и снова исчез.
Больше времени, подумал Дон. О том и речь — что внезапно станет больше времени.
— Так значит, он говорит, омолодить тебя на тридцать восемь лет, чтобы ты всё ещё была жива, когда придёт следующее сообщение?
— Омолодить нас, — твёрдо поправила его Сара — по крайней мере, он это так воспринял, потому что дрожь из её голоса теперь никогда полностью не исчезала. — И, по правде говоря, нет нужды этим ограничиваться. Нам ведь в этом случае будет всего около пятидесяти.
Она помолчала секунду, чтобы собраться с мыслями.
— Я помнится, читала про всё это. Там говорилось, что они могут вернуть тебя к любому возрасту больше того, когда тело перестаёт расти. Ты не сможешь снова стать подростком и, вероятно, не стоит возвращаться к возрасту меньше двадцати пяти — меньше возраста, когда прорезаются зубы мудрости и окончательно срастаются кости черепа.
— Двадцать пять, — сказал Дон, словно пробуя число на вкус. — И затем ты снова старишься с нормальной скоростью?
Она кивнула.
— Что позволит нам получить ещё два ответа от… — Она понизила голос, вероятно, сама удивившись, что пользуется терминологией Мак-Гэвина. — От моего корреспондента.
Он хотел было возразить, что Саре будет больше ста шестидесяти ко времени получения второго ответа — но это, опять же, хронологический возраст; физически ей будет лишь около ста. Он тряхнул головой, чувствуя себя странно дезориентированным. Лишь около ста.
— Похоже, ты много об этом знаешь, — сказал он.
Она склонила голову на бок.
— Я прочитала несколько статей, когда процедура только появилась. Из праздного любопытства.
Он прищурил глаза.
— И всё?
— Конечно. Разумеется.
— Я никогда даже не думал о том, чтобы прожить больше ста лет, — сказал он.
— Конечно, нет. С чего бы? Кто станет фантазировать о том, чтобы столько лет быть старым, дряхлым и больным? Но это — это другое.
Он посмотрел на неё, изучая её лицо так, как не делал уже много лет. Это было лицо очень старой женщины, такое же, как его собственное, лицо очень старого мужчины — всё в морщинах и складках.
