Жить дальше. Автобиография - [13]

Еще Оля вспоминала, что, пока мама болела, домой к нам приезжал отец. Бабушка уступила ему свой диван и легла спать рядом с Олей. Отец, изрядно к тому времени выпив, зашел в комнату, где спали Оля и бабушка. Что между ними произошло – неясно, а только Оля проснулась от бабушкиного крика. Открыла глаза и увидела, что папа стоит, замахнувшись на бабушку бутылкой. Сестра повисла у отца на руке, не дав ударить ее. Потом побежала к соседям, которые быстро вытолкали отца из нашей квартиры и спустили его с лестницы.

Глава 6. Похороны

Гроб с телом мамы поставили перед подъездом на табуретках. Я не понимала, зачем чужим людям видеть ее? Это же очень личное. Да, я несколько раз наблюдала похороны в деревне у бабушки, видела, как гроб проносили по улицам и незнакомые люди шли за ним и бросали цветы. Но это было давно и связано с какими-то неизвестными мне людьми. А тут же мама!

Мы отправились на кладбище. Была жуткая промозглая погода, и я услышала, как кто-то сказал: «Вот не повезло копачам, земля промерзла». Впоследствии этим самым копачам были вручены бутыли с самогоном. Люди кругом говорили какие-то странные вещи, я не понимала зачем. Зачем самогон, зачем вся эта бытовуха, почему каким-то незнакомым людям уделяют внимание, отдают им какие-то деньги? «А вы взяли полотенца?» Какие полотенца? Зачем они на кладбище? Я не знала, что речь шла о полотнищах, на которых опускают гроб.

Гроб поставили на промерзший скользкий глинистый отвал земли рядом с могилой. Люди по очереди подходили и прощались. Кто-то что-то говорил, кто-то что-то поправлял. Я видела все и не понимала ничего. Там мама. Но этого не может быть, это не она, это какой-то манекен! Или мама? Нет, точно не мама. Не может быть. И все-таки там мама.

Сестра сдержанно реагировала, она больше времени провела в деревне, чем я, а там было традицией всем селом ходить на похороны соседей, и, видимо, Оля насмотрелась уже и привыкла. А меня как будто заморозили. У меня не было никаких эмоций. Ни малейших.

И вот гроб накрыли крышкой. Взяли гвоздь. Раздался первый удар молотка. И именно в тот момент я осознала, что вот теперь действительно конец. Слезы брызнули из моих глаз, и со мной случилась истерика. Молоток как будто не по крышке гроба бил, а прямо по моим нервам. Удар за ударом. Мне казалось, что это будет продолжаться вечность.

Безысходность. И невозможно ничего сделать, остановить, повернуть вспять, спасти. Я вся погрузилась в звуки. Гроб опускается. Со стуком цепляется за что-то. Люди бросают на его крышку комья мерзлой земли. Отходят. Ноги чавкают в мокрой глине, скользят. Конец. Мамы больше нет.

Я долгое время отказывалась ходить с бабушкой к маме на кладбище. Было невыносимо думать, как она там. Невыносимо.

Глава 7. Бабушка – глава семьи

Мамина смерть была первой серьезной потерей в моей жизни. Развод родителей тоже был печальным событием, но переживания по этому поводу и близко не могли сравниться с тем состоянием опустошенности и безысходности, которое накрыло меня после смерти мамы. Когда мы остались без отца, это означало всего лишь то, что он больше не будет приходить к нам домой, но я знала, что он где-то там живет, мы время от времени о нем слышали, иногда получали какие-то деньги. И я понимала, что в крайнем случае его можно найти, к нему приехать. Мамы не стало, и это было уже навсегда.

Вслед за этой трагедией чуть было не последовала другая: нас с Олей, оставшихся фактически сиротами, предлагали отдать в детский дом. Мы узнали об этом много позже, а тогда, оглушенные своим горем, даже не подозревали о таком риске. Ситуацию спасла бабушка, которая к тому времени окончательно перебралась к нам в город и уверенно заявила службам опеки, что и не подумает нас отдавать ни в какой детский дом, что мы семья, и она нас прокормит. Бабушка была просто невероятным человеком, мы ее нежнейше любили и любим до сих пор. Для нас она всегда была образцом нравственности, чистоты и цельности. Потеряв свою единственную дочь, бабушка сделала все, чтобы вырастить внучек. Иногда, когда мы не в меру расшалимся, она в сердцах бросала: «Ну вот, говорили же мне умные люди, отдай их в детский дом!» И тут же осекалась. А иногда принималась тихо плакать и говорила: «А может, и правда было бы лучше вас в детский дом отдать, на все готовое, по крайней мере вы бы ели там досыта».

В бабушкиных словах была доля истины. После маминой смерти нам всем пришлось несладко. Оказалось, что мама умудрялась, зарабатывая деньги на нескольких работах и делая уколы на дому, создавать нам довольно-таки приличный уровень жизни. Мы не испытывали недостатка в еде и одежде, хоть и жили небогато. А оставшись с бабушкой, мы ощутили нехватку самого необходимого. Чтобы прожить самой и прокормить нас, бабушка устроилась работать дворником. В ее задачи входило убирать мусор и грязь вокруг дома, в котором мы жили (а он был огромный, многоподъездный). Бабушка справлялась с этой непосильной для многих задачей в одиночку. Если бы не ее деревенская закалка, она бы не сдюжила. Но бабушка привыкла работать. Каждый день она вставала в шесть утра и приступала к своим обязанностям. Зимой чистила снег и таскала ведра с песком, чтобы посыпать дорожки, весной орудовала ломом, скалывая лед, осенью сгребала в кучу опавшие листья. Ей выделялась небольшая сумма денег на покупку метел и граблей, но метлы очень быстро приходили в негодность, и она ходила на заготовки – резала какие-то высокие прочные сорняки и собственноручно вязала из них метлы. Иногда мы с Олей выходили во двор ей помогать, но это случалось нечасто, у нас было много своих дел. Да и не всегда хотелось, идя, к примеру, из школы домой, афишировать перед всей честной компанией, что вот этот дворник – моя бабушка, а я дворничихина внучка. Я стеснялась. Не то чтобы я стыдилась ее работы. Нет. Но мне было с чем сравнить, ведь у моих друзей родители занимались совсем другими делами. Мама одной из моих школьных подруг преподавала в институте, у второй мать была врачом. Родители друга, с которым мы познакомились, еще живя в творческом общежитии на Турмалиновской улице, были танцорами знаменитейшего на весь мир ансамбля «Донские казаки». Они катались по гастролям, не вылезали из-за границы, и дом их был напичкан самыми модными вещами – первые джинсы, первые магнитофоны появлялись именно у них. Это была прекрасная семья, и парень, и его родители, я с удовольствием ходила к ним в гости и с некоторой завистью (доброй, конечно) смотрела на то, как они все дружно сидят за столом и лепят вареники, или как папа играет с детьми. Иногда после визитов туда я начинала размышлять, что неплохо было бы жить в полной семье. Папа бы приходил домой после работы, я бы смотрела, как он ест, репетирует, он бы говорил со мной, что-то делал по дому. Мне нравилось смотреть, как папы на улице носили на плечах уставших дочек или как они всем семейством выбивали ковры зимой во дворе.