Жили-были на войне - [7]

Женщина придержала вожжи.

– Хлеб есть? – спросил он хрипло.

Женщина взглянула на меня. Я достал из мешка полбуханки и протянул солдату.

– Что там? – спросил я, но он не ответил, схватил хлеб и побежал дальше.

Женщина проводила его взглядом и с тревогой посмотрела на меня. Мне тоже не хотелось ехать дальше. Но я не мог повернуть обратно. Я вез продукты для солдат.

– Поехали! – сказал я, и она нехотя тронула лошадь.

Мы проехали мимо дубков, еще не успевших зазеленеть, и по отлогому склону спустились к берегу.

На весенней, очень молодой, нестерпимо зеленой траве, выстроившись в две шеренги, стояли вперемешку солдаты, офицеры, сержанты, многие босиком, кое-кто без гимнастерок, мокрые, как встреченный нами солдат. Их было человек сто, может быть, немного меньше, может быть, больше, почти все – без оружия. Всех этих людей объединяла смертельная усталость и плохо скрываемое чувство вины. Впрочем, у солдат постарше то, что казалось выражением вины, было, скорее всего, лишь вежливой данью высокому грузному человеку, стоявшему перед строем.

Это был генерал. Он и еще двое, полковник и капитан, стоявшие рядом с ним, были подтянуты, чисто выбриты, и только их начищенные до блеска сапоги слегка испачканы грязью.

Дорога, по которой мы спустились к берегу, оказалась совершенно разбитой, и, чтобы не завязнуть, пришлось бы свернуть и проехать под самым носом у генерала. Женщина остановила лошадь. Я соскочил с повозки. Сошла и женщина. Мы стояли совсем близко от генерала, и хотя говорил он негромко, отдельные его слова можно было разобрать.

– Где оружие? – спросил он у пожилого солдата, стоявшего без сапог перед строем.

Солдат переступил белыми, похолодевшими ногами и опустил голову.

– Полк? – спросил генерал.

Солдат негромко что-то ответил.

Генерал прошелся вдоль строя и, остановившись возле солдата помоложе, ткнул его рукой в перчатке:

– Где автомат?

Молодой солдат, как и пожилой, опустил голову.

– Полк?

Молодой солдат назвал полк, как я потом понял, тот же, что и пожилой.

Генерал что-то приказал.

На левом фланге передние зашевелились, из задней шеренги как-то боком, не по-военному, вышел молодой лейтенантик.

– Отставить! – скомандовал генерал.

Лейтенант вернулся на место и, как положено по уставу, легонько хлопнул ладонью по плечу стоявшего впереди. Тот сделал шаг вперед, шаг в сторону, и лейтенант строевым шагом вышел вперед.

Лейтенант оказался совсем молоденьким и застенчивым. На гимнастерке у него висела желтая медаль, из тех что “за оборону”, да еще какой-то орден, кажется Отечественной войны. Гимнастерка выцветшая, но ладная. И весь он был подтянутый и ладный, даже слегка щеголеват.

Генерал спросил что-то, резко, начальственно и сурово.

Лейтенант ответил. Я недослышал, но понял, что на вопрос генерала лейтенант ответил, что и он из того же полка, что и солдаты, потерявшие оружие, но из другого подразделения и солдат этих не знает.

Генерал произнес только одно слово.

Я снова не расслышал, но лейтенант вдруг отшатнулся, как от удара, а женщина схватила меня за руку и прижалась ко мне.

Я понял. Генерал сказал: расстрелять!

Полковник, стоявший рядом с генералом, скомандовал, и двое солдат с правого фланга, один с винтовкой, другой с автоматом, вышли из строя и встали рядом с лейтенантом. Генерал кивнул капитану, и тот, подойдя к лейтенанту, вытащил у него из кобуры пистолет и снял ремень. Потом начал отстегивать погоны. Лейтенант, по-видимому, не до конца сознавая, что его ждет, помог ему снять правый погон – не мог поверить, что заслужил такую смерть, потому что воевал хорошо, да и вообще смерть не может, не должна коснуться его, такого еще молодого. И верил, что сейчас раздастся команда “Отставить!”.

Капитан долго возился с орденом, но генерал нетерпеливо прикрикнул, и капитан отошел, так и оставив “Отечественную войну” на груди лейтенанта.

Лейтенант и двое солдат прошли вдоль строя и остановились у самой кромки воды, метрах в десяти от строя… Лейтенант встал у самой воды, а солдаты остановились шагах в пяти от него и повернулись к нему лицом.

Ветра почти не было, и только легкая рябь пробегала по воде…

Капитан скомандовал, и обе шеренги сделали десять шагов вперед.

– Кругом! – скомандовал капитан.

Все повернулись кругом, и теперь все они стояли к нам спиной – весь строй, и генерал со своими офицерами, и оба солдата с винтовкой и автоматом. И только молоденький лейтенант стоял к нам лицом. Без пилотки, без ремня, в гимнастерке со снятыми погонами, он смотрел куда-то мимо солдат, покорно и удивленно. И по тому, как совсем тихо, затаив дыхание, прижималась ко мне женщина, я понял, что он смотрит на нее.

Солдаты подняли оружие: один – винтовку, другой – автомат.

Лейтенант взмахнул руками, выставил их перед собой, будто защищаясь от готовившихся выстрелов…

Раздалась команда.

Женщина еще крепче прижалась ко мне, и я почувствовал, как она дрожит. Я тоже дрожал и, не в силах унять эту дрожь, невольно закрыл глаза. Долго, казалось, очень долго, не открывал их, даже после того как раздались выстрелы – винтовочный и короткая очередь из автомата. Я подумал: все кончено. И открыл глаза.