Жили-были на войне - [3]

Шрифт
Интервал

В тот день мы испытывали не столько ненависть к врагу, “нарушившему наш мирный созидательный труд”, – хотя была и ненависть, – сколько уверенность, что наступил день, который был неизбежен, к которому мы готовились, и что именно теперь, на наших глазах, с нашим участием начинается последний решительный бой.

“Но мы еще дойдем до Ганга, но мы еще умрем в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя”, – писал Павел Коган. Слово “Родина” означало не Россию, не Советский Союз, это слово было синонимом Всемирного Союза Советских Социалистических Республик. А слова “умрем в боях” вообще смысла для нас не имели, в свою смерть мы просто не верили. Мы еще плохо понимали, что такое, скажем, бомбежка. И ужас, горе пограничных городов были нам еще не очень понятны. Мы еще не знали, что такое страх.

Я помню тот день. Помню, как стоял у Никитских ворот у книжного киоска, как увидел людей, бегущих к черному круглому репродуктору, закрепленному на стене углового дома, как тоже побежал и, стоя в толпе, услышал голос Молотова. Помню, что небо над Москвой было в тучах и тучи эти были с багровыми краями. Помню, как на Страстном бульваре встретил Слуцкого, Павла Когана и Кульчицкого, спешивших в райвоенкомат, помню их решительные, строгие лица.

Это было недавно, это было давно… Можно сказать – давным-давно. Более полувека тому назад…


Время измеряется не месяцами, не годами. Измеряется оно событиями. Война – всего четыре года, в сущности, крохотная часть жизни. А ощущается как огромный ее кусок. Понимаешь это не сразу, а со временем.

Война кончилась, и долгое время я не вспоминал о ней, целиком отдавшись совсем другим занятиям. Работал в передвижном театре Плучека, на студии «Стереокино», на радио, писал пьесы. Война, военная тема, оставалась в стороне. И только в шестьдесят третьем впервые коснулся военных воспоминаний, написав рассказ, который потом вошел в мой роман “Лестницы”.

У каждого своя война. Я служил в понтонных частях, строил переправы. Мой автомат не стрелял по немцам. Я вообще не стрелял по немцам. Немцы стреляли по мне. Стреляли из пушек, бомбили с воздуха. Каждая переправа – на Неве, на Днепре, на Днестре и Висле, на Эльбе и Шпрее – могла стать последней. Мне повезло, я вернулся живым, отделавшись легким ранением.

В этой книге собраны военные рассказы и воспоминания, написанные в разные годы. Это не о боях и сражениях. Это – о жизни на войне. О людях на войне.


Исай Кузнецов

Москва, 2008

Победитель

Черная речка

Мы жили в землянках, вырытых вдоль оврага, метрах в трехстах от переправы. Снег в овраге таял медленно, делался все темней, грязнее, каждый день под ним открывались неубранные со времен прорыва блокады, засыпанные снегом трупы.

По оврагу шныряли здоровенные жирные крысы, и солдаты палили по ним из винтовок и автоматов, одни с отвращением и брезгливостью, другие – весело, с азартом.

Каждый день мы закапывали в мерзлую болотистую землю обглоданные крысами трупы, а наутро из подтаявшего, разрисованного черными разводами снега снова высовывалась мертвая рука или истлевшая шинель, и мы снова копали ямы и стреляли по шныряющим вокруг крысам.

На рассвете, еще до подъема, вдоль оврага бродил ротный сапожник Николай Ясько, отыскивал оттаявшие трупы и снимал с них валенки. Вероятно, его интересовали не только валенки, даже наверняка не только валенки, но они были главным его делом. Зимой, еще до прорыва блокады, Ясько – смелости ему не занимать – по ночам отправлялся к самому краю немецкой обороны и прямо на льду Невы снимал с убитых валенки, а то и сапоги. Валенок не хватало, и каждая добытая пара ценилась, что называется, на вес золота. Я легко узнавал яськовские валенки по аккуратно зашитому разрезу на голенище: снять валенки, задубевшие от мороза, с обледенелого трупа, не разрезав, было немыслимо.

Прибыв на Черную речку весной, я плохо представлял, что такое зима на фронте, и полагал, что даже при самых крайних обстоятельствах никогда не надел бы таких валенок. Но солдаты натягивали их не задумываясь, безо всякой брезгливости, а порой и посмеиваясь над их происхождением. Вещи убитого на войне переходят в собственность живых естественно и просто – как память о товарище, а чаще – как вещь нужная и полезная в солдатской жизни.

Смуглый, конопатый, с черными, торчащими из-под ушанки жирными, блестящими волосами, с золотыми зубами спереди, хорошо заметными, когда он улыбался, Ясько вызывал у меня легкую, быть может, вовсе и не заслуженную брезгливость. Жил он неплохо. В его землянку в конце оврага, чуть на отшибе, там, где овраг становился совсем мелким, а снег почти стаял, заходили офицеры со всего батальона. Ясько был отличный сапожник, и редкий офицер не щеголял в сапогах его выделки.

Естественно, что у него в землянке на столике, сбитом из сырых еловых досок, рядом с сапожным инструментом и заготовками частенько можно было увидеть и банку с американскими консервами, и пачку “Казбека”, и увесистый мешочек сахарного песку.

Ясько был мужиком хозяйственным и аккуратным. Возле своей землянки он соорудил скамеечку со спинкой и частенько посиживал на ней под свисающими над его головой, повешенными для просушки валенками.


Еще от автора Исай Константинович Кузнецов
Москва - Кассиопея. Отроки во вселенной

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пропавшая экспедиция

Действие двух повестей разворачивается во время гражданской войны и в первые послевоенные годы. Автор рассказывает о ценностях подлинных и мнимых, о том, что для молодой Республики Советов не было более важного и дорогого, чем человеческие судьбы. Герои всех повестей — молодые ребята, которые в результате нелегких испытаний находят единственно верную дорогу в жизни.


Пропало лето. Спасите утопающего

В книгу вошли две юмористические киноповести, которые стали основой двух фильмов. Героев книги ждет немало весёлых летних приключений.


Утренние поезда

Сборник киносценариев и пьес А. Зака и И. Кузнецова «Утренние поезда» включает в себя наиболее известные произведения видных советских драматургов. Среди них киносценарии «Утренние поезда», «Пропавшая экспедиция», «Золотая речка», ставшие основой для популярных фильмов, а также пьесы « Слово из песни», «Вечерние игры», «Весенний день тридцатое апреля», «Портрет трагической актрисы», «Представление о Радомире», многие из которых успешно поставлены в театре.


Два цвета

Пьесы А. Зака и И. Кузнецова «Два цвета», «Весенний день 30 апреля» и другие ставились многими театрами нашей страны. А. Зак и И. Кузнецов пишут о воспитании молодого поколения, о его нравственной чистоте и героических свершениях.


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.