Жила ли Дева Мария? - [14]

Что же касается самой сцены рождения с преследованием матери драконом, ее бегством и войной с ним архангела Михаила, то она является христианской переработкой знакомого нам мифа об Изиде и Горе.

Выше мы видели, что, по этому мифу, беременная Гором Изида бежала от преследований дракона Сета в потаенное, уединенное место родила там названного сына, а этот последний, подросши, вступил в борьбу с драконом и победил его. Как видим, миф этот христиане переработали таким образом: мотив бегства матери и рождения ею божественного сына-спасителя они заимствовали почти целиком, а борьбу с драконом связали с мнимым главнокомандующим небесных, ангельских сил, полчищ — архангелом Михаилом, заместившим здесь Гора. И это не единственный случай: мы могли бы указать еще много черт у Михаила, заимствованных христианами от этого египетского божества, двойника Озириса.

Второй мифологический мотив — брак агнца Иисуса с «женой» — тоже уже знаком нам по разбору мифов древневосточных богоматерей, якобы, вступающих в кровосмесительную связь со своими сынами и братьями. Под этой женой здесь, несомненно, надо понимать всю ту же «жену» 12 главы, выступающую там в образе девы-матери. Иными словами, в данном месте Откровения мы имеем перед собою мифологический мотив кровосмесительного брака христианской богоматери-девы со своим сыном — Иисусом — брака или, проще говоря, полового общения. Мотив этот, как мы видели раньше, является отзвуком своеобразных брачных норм в эпоху господства матриархата с его наследованием и счетом по материнской, женской линии.

В итоге мы находим, что, судя по Откровению Иоанна, многоименная «языческая» богоматерь — богиня, попавшая к первохристианам чрез посредство еврейского народа и в его обработке и превратившаяся у них в богородицу — мать Иисуса, в ранний период христианства еще удерживала свои яркие «языческие», исконные черты богини и еще не была превращена в мнимоисторическую личность земной женщины, жены назаретского плотника Иосифа. То же мы наблюдаем там, — заметим кстати, — и в отношении Иисуса: в Откровении он — божество, небесный образ, наделенный сверхчеловеческими чертами и сказочными, фантастическими деталями, совершенно лишенный своей евангельской истории. Отсюда следует, что в эпоху написания этого произведения, историзация, превращение в мнимоисторические личности, Иисуса и его матери еще не произошли, их, фигурирующая ныне в евангелиях, история еще не была выработана, — все это произошло только позднее, несколько десятков лет спустя.

Таков первый этап исторического развития христианского образа богоматери. Посмотрим теперь, что же было с ним дальше.

б. Девственная богоматерь евангелий

Следующими в хронологическом порядке, по времени написания, после Откровения являются, так называемые, Павловы послания, приписываемые мифическому апостолу язычников — Павлу, а в действительности, в своей древнейшей части, произведения первой половины II в. Они служат переходным звеном между Откровением и евангелиями и, как таковые, еще не знают более или менее обстоятельной земной истории Иисуса. В отношении последнего их интересует только один мотив — искупительная крестная смерть; что же касается его рождения, появления на земле, то они отделываются общей, формальной фразой, что Иисус родился от жены, — родился, т. е. должен был родиться, чтобы стать человеком или богочеловеком.

Читая их, видишь, что в эпоху их написания историзация Иисуса только-только начиналась, намечалась, но еще не выливалась, не превращалась в какую-либо, хотя бы, краткую мнимоисторию его земной жизни. Неудивительно поэтому, что и о богоматери там мы не слышим ни слова, ее как бы не существует в религиозном сознании тогдашних христианских общин. Это обстоятельство нельзя объяснить тем, что представления о ней не существовало там, — нет, но образ ее был отодвинут до поры, до времени куда-то далеко на задний план, ибо в центре внимания и сознания стояла тогда идея мессии — христа-спасителя, долженствующего облегчить социальные тяготы жизни и обеспечит загробное блаженство, опять-таки, как воздаяние за эти тяготы.

Несколько иную картину мы наблюдаем в еще более поздних новозаветных произведениях, — в евангелиях. К их времени историзация Иисуса уже развертывалась во всю, шла широким фронтом, памятниками чего они и являются. В центре внимания христиан продолжал стоять все тот же Иисус, почему вырабатывалась, в первую очередь, именно его история, а богоматерь выдвигалась на сцену лишь постольку, поскольку без нее не могла обойтись история ее сына. Древнейшее евангелие Марка, написанное около середины II в., не интересуется ею почти совсем и упоминает о ней лишь мимоходом, во второстепенных сценах и местах. Рассказа о земном рождении Иисуса у Марка, как известно, нет, и он выводит «спасителя» прямо взрослым человеком в крещенской сцене.

Больше внимания уделяют богоматери евангелия Матфея и Луки, — продукты второй половины II в., в основе которых лежит марково евангелие. Здесь она выводится, в первую очередь, богородицей девственной, т. е. у ней подчеркивается одна из основных сторон или черт исконного образа многоименной древневосточной богини, Вместе с тем, в них мы уже находим отдельные мифы, сказания о ней, хотя и не представляющие еще полной, связной истории ее мнимоземной жизни. Отсюда сами собой напрашиваются вопросы, что же эти евангелисты рассказывают о ней и откуда они почерпнули материал для своего повествования. В поисках ответа начнем с соответствующего повествования Матфея, предшествовавшего Луке.