Жиган - [47]

Мужиков после ночной смены в цеху не осталось. Лишь бригадир аккуратно замазывал надписи кузбасс-лаком из ведра. Вместе с Мироновым были в пpомзоне помощник начальника колонии и оперативник, старший лейтенант Барсуков.

Половины надписей уже не было видно, но и то, что осталось, красноречиво говорило о росте отрицательных настроений в колонии.

Миронов тут же начал кошмарить бригадира, обещая лично ему и всей бригаде наказание.

– Гражданин начальник, я ни в чем не виноват, – принялся оправдываться бригадир. – В мою смену никаких надписей не было.

– Когда же они появились? – спросил Миронов.

– Стоило мне с бригадой выйти… вот оно и получилось.

– Значит, кто-то оставался в цеху?

– Ей-богу, гражданин начальник, ничего не знаю. Меня потом вызвали.

Миронов с недовольным видом направился к выходу из цеха. За ним заторопился и оперативник Барсуков. Но начальник оперчасти приказал ему остаться на месте пpоисшествия и довести расследование до конца.

– Не верю я этому бригадиру, – сказал Миронов. – Наверняка знает, кто писал. Барсуков, тряси всю бригаду, но писателя этого мне вычисли.

– Слушаюсь, товарищ майор.

В цех вызвали всю бригаду. Барсуков стал давить на зеков, обещая урезать расценки и задушить бригаду иными карами. Зеки упорно молчали.

– Я вас всех в бур пересажаю, – не в силах добиться своего, заорал Барсуков.

– Не гони волну, начальник, – зло откликнулся кто-то из заключенных. – От тюрьмы тюрьмой не пахнет.

Так ничего и не добившись, Барсуков был вынужден распустить бригаду.

* * *

В тот же день майор Миронов навестил Артура, который по своему обыкновению отдыхал в медсанчасти.

Заключенные, находившиеся в этой палате вместе с Артуром, при появлении майора Миронова немедленно вышли. Сам Артур смотрел телевизор. Показывали «Семнадцать мгновений весны», предпоследнюю серию.

С сожалением выключая телевизор, Артур сказал:

– Хороший момент. Штирлиц нагнал понтов насчет своего авторитета у Бормана, и Мюллер стал торговаться.

– Артур, – поморщился начальник оперчасти, – не забивай мне мозги блатной феней, поговорим как нормальные люди.

– Хорошо, Петр Георгиевич, – спокойно согласился Артур, – какие проблемы?

– Ты уже, наверное, знаешь, что на промке появились призывы к насильственным действиям. Надписи на стенах, конечно, замазали, но у меня остался неприятный осадок.

– Я уже думал над этим, Петр Георгиевич. Пока для меня многое не ясно.

– Значит, я рановато пожаловал? – Миронов выглядел мрачно.

– Рад бы вам помочь, Петр Георгиевич. Но, как вы верно заметили, времени у меня было мало.

– Плохо, очень плохо…

– Может, закурить хотите?

– Давай.

Миронов вытащил сигарету из предложенной ему пачки «Мальборо», закурил и несколько раз глубоко затянулся.

– В последнее время зона начала непонятным образом шевелиться, – сказал Миронов, расхаживая по палате с сигаретой в руке. – Я ожидал роста отрицательных настроений с появлением в нашей колонии Кокана. И сейчас почти убежден, что призывы к насильственным действиям – его заслуга. Но меня смущают некотоpые обстоятельства.

– Какие же?

– Ты вроде как договорился с Коканом, и он обещал не превышать своих полномочий смотрящего отряда.

– Было такое дело, Петр Георгиевич.

– В отряде у него все тихо, спокойно. Опустили, правда, несколько мужиков, но нам до этого дела нет. Кто у тебя сейчас смотрящим на промке?

– Хомут.

– Правильно. Вот там-то и начали происходить непонятные дела. Бригады одна за другой не выполняют норму выработки, много продукции уходит в брак. Квартальный план под угрозой срыва. Но самое опасное, Артур, как ты понимаешь, не в этом. Если так будет продолжаться дальше, порядок, на установление которого мы истратили столько сил, грозит разрушиться.

Руководство колонии № 6 действительно попало в затруднительное положение. Согласно указанию из Главного управления исправительных дел порядок в зоне и оздоровление оперативной обстановки среди отрицательно настроенной части осужденных должны были устанавливаться путем личного контакта с ворами в законе. В случае неподчинения Артур, как вор в законе и смотрящий зоны, мог быть отправлен в соликамскую колонию «Белый лебедь».

Влиять на процессы, происходящие в колонии, мог только он. Майор Миронов напирал на личную заинтересованность Артура в восстановлении порядка.

– Петр Георгиевич, мне тоже сдается, что без Кокана тут не обошлось. Но доказательств у меня пока нет.

– Что ты намерен делать?

– Сегодня же вызову к себе Хомута. Попробую узнать, откуда ветер дует.

– Смотри, Артур, у нас ведь с тобой договоренность. Мы в твои дела не вмешиваемся. Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не лезем. Хотя и живем за одним забором. А ты знаешь, чем рискуешь. Будешь жульничать, не выполнять свои обещания – пойдешь по этапу в Пермскую область. Хотя и говорят, что тюрьма для вора – дом родной, боюсь, что в этом доме тебе не понравится.

Артур скривился.

– Хватит стращать, гражданин начальник. – Он перешел на иной тон. – Я вор, и ментовского гнулова не боюсь.

Миронов тоже разозлился.

– Да посмотри на себя, Артур. В твоем возрасте с нами надо ладить. Я тебя насквозь вижу. Ты же хочешь провести свои годы за решеткой спокойно, в хороших условиях. Вон как устроился. Палата чистая и уютная, продукты из ларька тебе, телевизор в углу стоит. Мы же закрываем глаза на все эти нарушения порядка не из-за твоих красивых глаз. Будешь сотрудничать с нами, как бы тебе ни хотелось другого.