Жестокое эхо войны - [11]

– Ну, слышали.

– Так и нечего гундосить. Вас на стрем назначили, вот и зырьте.

– Говорю же, задаешься! – снова затянул свое Валька. – Не задавался бы, не командовал на каждом шагу…

Чаша терпения Лавра переполнилась. Резко обернувшись, он схватил Вальку за грудки и, хорошенько встряхнув, прорычал:

– Слышь, бездарный фраер!^[23] Знаешь, как у нас таких учат?

Косой дернулся было заступиться за корешка, да встал как вкопанный – под кадыком клацнуло лезвие выкидного немецкого ножа.

– Не дергайся, валет^[24].

Косой испуганно отступил на пару шагов, а Лавр, ловко покрутив меж пальцами ножик, подвел кончик лезвия под левый глаз Вальки.

– Беспалый простил тебя, растяпу, а в банде Деда Сафрона в случае шухера разговор короткий, – процедил он. – Либо чичи протараним^[25], либо сразу вальнем^[26]. Завязал на память узелок?

– Завязал, – прошептал малец, стараясь не шевелить головой.

– Тогда зырь, куда сказано, и не трави баланду…

Огольцы Беспалого нехотя принялись посматривать в разные стороны. Их делом была подстраховка Лавра. Тот не спускал глаз с тихаря, а они секли по прилегавшим кварталам.

Тихаря Лавр раскусил еще третьего дня, когда впервые подкатил с компанией в Глотов переулок, где заметил рослого широкоплечего мужика. Одет тот был «по гражданке» и, топая от ближайшей автобусной остановки в сторону Таганского военкомата, незаметно ощупывал острым взглядом округу.

Было в его облике и пружинистой походке что-то необычное, подозрительное. Из-за скудости словарного запаса Лавр не мог это растолковать, но нутром понимал: это не работяга, не прощелыга, не случайный прохожий. У тех в пустых головах завсегда барахталась только цель, расположенная где-то впереди, в нескольких кварталах. Целью могло служить что угодно: фабрика, магазин, мастерская, трамвайная остановка, табачный киоск… А все, что слева, справа, позади или сверху, прощелыг и работяг не интересовало. Они могли поворотить башку и проводить взглядом красивую фигуристую кралю или, изменив маршрут, подвернуть к ларьку с нарзаном. Но такая вольность в их привычном поведении встречалась редко.

А этот тип двигался по улице, цепко и внимательно оценивая все, что творилось вокруг. Он успевал рассмотреть каждого встречного прохожего, каждый проезжавший мимо автомобиль или велосипед, все магазины и учреждения в первых этажах зданий.

Мужик в штатском заинтересовал Лавра, и тот пристально следил за каждым его шагом. Впрочем, интерес к нему тотчас пропал бы, если бы объект проследовал мимо Таганского военкомата. На кой он ему сдался? Мало ли шляется всяких по Москве…

Но мужик повернул к его старому корпусу и по-хозяйски вошел в парадное.

«Наш!» – обрадовался Лавр.

С тех пор, стоило высокому появиться в поле зрения, бандит не спускал с него глаз.

* * *

Свою криминальную карьеру Лаврушка начинал с девяти лет обычным форточником. Уже в этом нежном возрасте он отлично разбирался в ценах на краденое: что и сколько стоит у барыг, на московских барахолках и блошиных рынках. А потому безошибочно определял, какие вещички следует прихватить из чужой квартиры в первую очередь.

Повзрослев и увеличившись в габаритах, он уже не пролезал в форточку. Пришлось переквалифицироваться в телефониста^[27]. Эта воровская специальность была интереснее, но требовала большего мастерства, так как работать приходилось в присутствии хозяев квартиры.

Незадолго до войны Дед Сафрон повелел ему учиться на карманника. «У тебя пальцы настоящего музыканта, – сказал он. – Такими лучше всего подрезать сумки и карманы в набитом пассажирами транспорте. А станешь марвихером^[28] – все остальное покажется сущей безделицей…»

Авторитетные блатные поговаривали, будто и сам Дед Сафрон в юности неплохо чистил карманы. Начинал простым ширмачом – заходил в транспорт, держа в руке какой-нибудь предмет: пиджак, сверток, букет цветов… и, прикрываясь им, орудовал в карманах попутчиков. К шестнадцати годам стал хорошим щипачом, работал в группе, используя исключительно ловкость рук. Двое отвлекали жертву, а Сафрон опустошал ее карманы.

Постепенно дорос до марвихера и с тех пор пользовался общественным транспортом исключительно в качестве пассажира. А таланты своих чувствительных пальцев раскрывал в шикарных московских ресторанах, в театрах и даже на похоронах. Пальцы у него были удивительные. В антракте спектакля он мог вытащить из кармана курившего рядом мужчины часы лишь для того, чтобы узнать время. Или дорогую зажигалку исключительно с целью прикурить.

Предсказание Деда Сафрона сбылось: освоившись и набив руку, Лавр действительно почуял небывалую уверенность и безошибочно определял будущую жертву – человека небедного и в то же время несобранного, рассеянного. Таковые подходили лучше всего. Но что особенно важно, он научился распознавать тихарей из уголовки.

Поймать профессионального карманника всегда было крайне сложно. Для начала требовалось вычислить его среди огромной массы людей. Это означало, что охотникам (чаще это были сотрудники МУРа) надлежало владеть огромным багажом знаний. Типичная внешность, особенности поведения, мимика, взгляды… Но и этого было недостаточно. Почуяв опасность, карманник мгновенно скидывал добычу на пол, после чего доказать его вину становилось невозможно.