Жестокий спрос - [2]
Из открытых окон вылетал хриплый, надсадный крик Анны:
— Да почему ты меня не позвал, сыночек! Почему про свое горе не рассказал мне!
И по-прежнему, словно в испуге, вскрикивала Светка:
— Ванечка!
Рейсовый автобус остановился прямо у раскрытых настежь тесовых ворот. Пассажиры смотрели с любопытством и страхом. Из передней двери выпрыгнул Серега с растрепанной бородой, помог сойти Валентине. Григорий Фомич молча обнял старших детей, проводил в избу, и там с новой силой запричитали, завыли.
После обеда гроб вынесли из избы. Длинная людская лента, поднимая пыль, потянулась на кладбище. Какая-то старуха дергала Григория Фомича за рукав, быстрым, шипящим шепотом говорила, что ему нельзя нести гроб, но он только мотал кудлатой головой и крепче сжимал грубо обструганные сосновые носилки. Снова перед его глазами были белые, как после бани, руки с синими ногтями. Пыль пудрила черный костюм Ивана, который шили ему на свадьбу.
Григорий Фомич, не сказавший за весь день ни слова, вдруг заговорил. Ему было легче от этого и он говорил:
— Вот, мать, все, пришли… Принесли сына. Меня бы, старого, надо туда тащить, а не его. Все, мать, пришли…
Впереди показалась серая ограда деревенского кладбища. У Григория Фомича ослабли, обессилели ноги, он чуть не выпустил носилки. Тугой, душный комок застрял в горле, глаза словно запорошило песком, и все, что происходило потом на кладбище, виделось ему сквозь белесую пелену.
Вечером, когда уже все разошлись с поминок, Анне стало совсем худо. Сбегали за фельдшерицей, та поставила ей укол, и Анна, наконец, утихла, уснула.
Григорий Фомич вместе с Валентиной и Серегой тихо, стараясь не шуметь, вышли из избы на веранду. Ночь прохлады не принесла, как и днем, было жарко, душно. Сидели молча, горестно глядя друг на друга.
Серега, как и Иван, копия отца, такой же высокий, сухопарый, кудлатый, горбился, ерошил жесткие, черные волосы. Тянуть молчание дальше становились невмоготу, хоть что-то, но надо было говорить.
— Я сейчас, одну минутку, — Серега поднялся и вышел. Вернулся с бутылкой и стаканами. — Поставь, сеструха, зажевать чего-нибудь.
Валентина молча принесла им закуску, молча качнула головой, отказываясь, когда Серега подвинул ей водку, и села на прежнее место. Григорий Фомич примерился было к стакану, но пить не стал — не шла сегодня водка, не тот случай. Серега свою долю тоже отодвинул в сторону.
— Вот так, батя… Скажи — с чего он надумал?
— Ума не приложу.
— Мы вот тут с Валентиной раскинули мозгами. Сожрали они, батя, Ивана.
— Кто — они?
— Сам знаешь. Валентина вон слышала, когда гроб выносили, Светка бормотала — прости, Ванечка, прости…
— Так жили-то душа в душу, чего уж тут…
— Со Светкой, может, и душа в душу…
— Ты ведь нас, папа, лопоухими воспитал, телятками добрыми. Меня с Серегой хоть город обтесал, а Иван так и остался…
— Погоди-ка, — насторожился Григорий Фомич. — Как тебя понимать? Не так, значит, воспитывал? А как надо было?
— Не сердись, папа, слишком уж мы у тебя добренькие. А какие сваты у нас, сам знаешь. Разве Ивану устоять против них?
Говорила она тихо, с тяжелыми вздохами, а слова ее входили в Григория Фомича как гвозди. И будили старую боль, старую злость, которые, казалось, он уже давно похоронил в себе.
Окончательно добил его Серега:
— Если бы Иван был позлее, живой бы остался.
— Да вы что… вы что… — Григорий Фомич растерянно зашарил руками по столу. — Выходит, по-вашему, я и виноват, что Иван… Так, по-вашему, выходит?
Серега с Валентиной молчали.
— Ну, спасибо, утешили, детки родные, в горе меня. Спасибо до земли самой.
Серега с Валентиной упорно молчали.
— Как вам… — шептал Григорий Фомич побелевшими губами. — У меня слезы не высохли, а вы…
Он резко оттолкнулся от стола, опрокинув бутылку и стаканы, поднялся, на ощупь, ничего не видя, выбрался на улицу. Долго сидел на чурке возле поленницы. Темнота и тишина плотно обступали его со всех сторон. Ничего не было видно вокруг, даже своей вытянутой руки, ничего не было слышно, даже собаки примолкли. В темноте, в тишине сидел Григорий Фомич, сжимал длинными, худыми ладонями кудлатую голову и пытался понять — где же его вина, в какой обвинили дети? Всю жизнь он честно работал, никогда не протягивал руку за чужим куском, этому же учил и своих ребятишек. Неужели надо было по-другому? Неужели в теперешней жизни он ничего не понимает?
Один за другим задавал себе Григорий Фомич вопросы и не отвечал на них.
Вышел Серега, обнял отца.
— Прости, батя. Тяжело, но сказать все равно надо было. Проглядели мы Ивана. Он же молчун у нас, скрытный, в себе носил, пока терпелось. Ладно, хватит про это, идем спать.
У Григория Фомича кипели обидные слова, но он промолчал. Не время сейчас разводить споры, когда горе цепко держит за глотку. Покорно поднялся с чурки, побрел в избу. Не раздеваясь, прилег на диван, зная, что все равно не уснет. Открытыми глазами смотрел в темноту и никак не мог вместить в себя, в свою голову и в сердце то, что Ивана больше нет. Он скорее поверил бы в свою собственную смерть.
Уже начинало светать, когда вспомнил последнюю встречу с сыном.
Григорий Фомич собирался на рыбалку, а Иван ехал от леспромхозовской конторы домой. Остановил мотоцикл на яру, крикнул:
На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?
Не думал, не гадал старатель Степан Берестов, что когда-нибудь его беспутная жизнь повернется другой гранью. Полтора десятка лет без малого носило его по бескрайним сибирским просторам, в какую только глухомань не забирался, чего только не творил – и хорошего, и не очень. Но вот однажды, после очередного сезона на приисках, добравшись до «Большой земли» и устроив «отходную» по-старательски, Степан едва жив остался и вдруг понял, что девушка, спасшая его от налетчиков, – это его шанс начать все сначала…Новый захватывающий роман от мастера сибирской прозы!
Эта история началась в сибирском Ново-Николаевске — разгульном и криминальном, где стремительно сколачивались состояния, а зажиточные семьи удивительным образом сосуществовали с наводнившим город «темным элементом». У полицмейстера Гречмана пропадает тройка превосходных лошадей. Гречман бросает все силы на поиски вора, но таинственный мститель превращает жизнь полицмейстера в сущий ад… Волею случая бедовый конокрад, спасаясь от полиции, прячется под кроватью избалованной гимназистки Тонечки, и этот поступок сплетает в тугой узел судьбы невинной девушки, отчаянного похитителя и облеченного властью мерзавца…
Велика и необъятна Сибирь. Третью сотню лет русские переселенцы осваивают, изучают, обживают ее бескрайние и щедрые земли. Много всякого люда отправилось сюда в разное время — кто за свободой, кто за счастьем, кто за богатством. Неспешны и рассудительны сибиряки, со всеми находят общий язык — и с пришлыми, и с коренными. Любое дело миром решают. А если и случаются здесь лихие люди, недолго им удается зло творить — будь ты хоть ямщик, хоть купец…Новый роман известного сибирского писателя Михаила Щукина безусловно доставит удовольствие всем любителям художественной исторической прозы.
Тяжелой поступью шагает по необъятным просторам Российской империи XX век, задувают от него злые ветры грядущих революционных бед и перемен в судьбах людских. Донеслись они и до небольшого городка Никольска, что притулился возле Великого Сибирского стального пути. Именно здесь круто поменялась жизнь молодого парня из затерянной в таежной глухомани деревеньки Покровка. Именно здесь отыскал свою возлюбленную бывший вольноопределяющийся, командир охотников и ветеран японской войны. Эти люди верили в свою звезду, в свою любовь, и Заступница всех любящих не оставила их!
1920 год. Некогда огромный и богатый Сибирский край закрутила черная пурга Гражданской войны. Разруха и мор, ненависть и отчаяние обрушились на людей, превращая — кого в зверя, кого в жертву. Бывший конокрад Васька-Конь — а ныне Василий Иванович Конев, ветеран Великой войны, командир вольного партизанского отряда, — волею случая встречает братьев своей возлюбленной Тони Шалагиной, которую считал погибшей на фронте. Вскоре Василию становится известно, что Тоня какое-то время назад лечилась в Новониколаевской больнице от сыпного тифа.
В своих повестях «Крыло тишины» и «Доверчивая земля» известный белорусский писатель Янка Сипаков рассказывает о тружениках деревни, о тех значительных переменах, которые произошли за последние годы на белорусской земле, показывает, как выросло благосостояние людей, как обогатился их духовный мир.
Юрий Мейгеш живет в Закарпатье. Его творчество давно известно всесоюзному читателю. Издательство «Советский писатель» выпустило в переводе на русский язык его книги «Верховинцы» (1969) и «Каменный идол» (1973). Тема любви, дружбы, человеческого достоинства, ответственности за свои слова и поступки — ведущая в творчестве писателя. В новых повестях «Жизнь — минуты, годы...» и «Сегодня и всегда», составивших эту книгу, Ю. Мейгеш остается верен ей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу известного молдавского поэта и прозаика Николае Есиненку вошли три небольшие повести и цикл рассказов. Заглавная повесть сборника «Деревянная пушка» посвящена военной теме: беспомощный старик и его невестка, оказавшиеся в гуще военных событий, вступают в неравную схватку с врагом и — побеждают. О переменах, происходящих в общественной жизни, в духовном мире нашего современника, повествуется в рассказах, представленных в книге.
Две повести и рассказы, составившие новую книгу Леонида Комарова, являются как бы единым повествованием о нашем времени, о людях одного поколения. Описывая жизнь уральских машиностроителей, автор достоверно и ярко рисует быт и нравы заводского поселка, характеры людей, заставляет читателя пристально вглядеться в события послевоенных лет.
В романе А. Савеличева «Забереги» изображены события военного времени, нелегкий труд в тылу. Автор рассказывает о вологодской деревне в те тяжелые годы, о беженцах из Карелии и Белоруссии, нашедших надежный приют у русских крестьян.