Жестокие слова - [137]

Кроме одного.

Его творения стали для него семьей. Друзьями. Он хранил их, берег. Дал им имена. Спал, кладя их под подушку. А они в свою очередь составляли ему компанию в долгие, холодные темные ночи, когда он прислушивался к треску веток и приближению того, что страшнее смерти.

Тут Гамаш услышал, как под чьей-то ногой хрустнул засохший прутик, и напрягся.

— Позвольте присоединиться к вам?

На крыльце стоял Винсент Жильбер.

— S’il vous plaît.

Жильбер вошел, и они пожали друг другу руки.

— Я был у Марка и увидел вашу машину. Надеюсь, вы не против, что я последовал за вами?

— Ничуть.

— Вы, кажется, были погружены в свои мысли.

— Есть над чем подумать, — сказал Гамаш, чуть улыбнувшись. Он засунул блокнотик в нагрудный карман.

— Вы проделали очень непростую работу. Жаль, что это было необходимо.

Гамаш ничего не ответил, и двое мужчин некоторое время молча стояли в хижине.

— Что ж, не буду вам мешать, — сказал наконец Жильбер и направился к двери.

Гамаш помедлил, но пошел следом.

— В этом нет необходимости. Я здесь закончил. — Он, не оглянувшись, закрыл за собой дверь и присоединился к Жильберу на крыльце.

— Я подписал ее для вас. — Жильбер протянул Гамашу книгу в твердой обложке. — Ее переиздали после того, как поднялся весь этот шум в связи с убийством и процессом. Похоже, это бестселлер.

— Merci. — Гамаш перевернул новенький экземпляр «Бытия», чтобы посмотреть на фотографию автора. Ни ухмылки. Ни нахмуренного взгляда. Вместо этого красивый, незаурядный человек оглядывался через плечо. — Félicitations, — сказал Гамаш.

Жильбер улыбнулся, потом разложил два алюминиевых садовых стула.

— Я захватил их с собой. Первое из того, о чем я бы хотел вам сообщить. Марк сказал, что я могу жить в хижине. Сделать ее своим домом.

Гамаш сел.

— Я вполне представляю вас здесь.

— Вдали от общества, — улыбнулся Жильбер. — Мы, святые, ценим одиночество.

— Тем не менее вы принесли два стула.

— Вы ведь тоже знаете это высказывание? — спросил Жильбер. — «В моем доме было три стула: один для одиночества, два для дружбы, три для общества».

— Мое любимое высказывание тоже из «Уолдена» Торо, — сказал Гамаш. — «Богатство человека измеряется количеством вещей, от которых он может отказаться».

— Ну, вы в вашей работе не можете позволить себе отказаться от многих вещей, верно?

— Верно. Но, покончив с ними, я от них отказываюсь.

— Тогда почему же вы здесь?

Гамаш несколько мгновений сидел молча, прежде чем ответить:

— Потому что есть вещи, от которых отказаться труднее, чем от других.

Винсент Жильбер кивнул, но ничего не ответил. Пока старший инспектор смотрел куда-то вдаль, доктор вытащил из рюкзака маленький термос и налил две чашки кофе.

— Как поживают Марк и Доминик? — спросил Гамаш, отхлебывая крепкий черный кофе.

— Прекрасно. Появились первые клиенты. Кажется, им нравится. И Доминик в своей стихии.

— А как поживает конь Марк? — Гамаш почти боялся задать этот вопрос. И его страхи получили подтверждение, когда Винсент отрицательно покачал головой. — Да уж, конь с причудами.

— У Марка не было выбора — ему пришлось избавиться от этого коня.

Перед мысленным взором Гамаша снова возникло это дикое, полуслепое, полубезумное раненое животное. И он понял, что его судьба была определена много лет назад.

— Доминик и Марк обустраиваются, и за это они должны быть благодарны вам, — продолжил Жильбер. — Если бы вы не раскрыли это преступление, их жизнь была бы погублена. Насколько я понял из хода процесса, Оливье не без задней мысли перетащил тело. Он хотел, чтобы гостиница и спа-салон закрылись.

Гамаш промолчал.

— Но дело, конечно, было не только в этом, — сказал Жильбер, не оставляя тему. — Я полагаю, он был корыстен.

Гамаш по-прежнему молчал, не желая еще больше усугублять вину человека, которого все еще считал своим другом. Пусть об этом говорят юристы, судьи, жюри присяжных.

— Голодный Призрак, — сказал Жильбер.

Эти слова заставили Гамаша приподняться со стула и посмотреть на осанистого человека, сидящего рядом с ним.

— Что-что?

— Это буддистское верование. Одно из состояний человека на колесе жизни. Чем больше вы едите, тем сильнее ваше чувство голода. Это считается наихудшим временем в жизни человека. Попытка заполнить яму, которая при этом только углубляется, чем бы вы ее ни заполняли — едой, деньгами или властью. Почитанием других. Чем угодно.

— Голодный Призрак, — проговорил Гамаш. — Как это ужасно.

— Вы и представить себе не можете, — сказал Жильбер.

— А вы можете?

После секундной заминки Жильбер кивнул. Он больше не казался таким величественным, как прежде. Гораздо более человечным.

— Мне пришлось отказаться от всего этого, чтобы получить то, что мне действительно нужно.

— И что же это такое?

Жильбер надолго задумался:

— Общество.

— И вы поселяетесь в лесном домике, чтобы обрести общество? — улыбнулся Гамаш.

— Чтобы научиться быть хорошим обществом для себя самого.

Некоторое время они сидели молча. Наконец Жильбер сказал:

— Значит, Оливье убил Отшельника ради богатства?

Гамаш кивнул:

— Он боялся, что хижина будет найдена. Знал, что это вопрос времени, когда ваш сын приехал сюда и Парра начал расчищать тропинки.