Жестокие слова - [129]

Агент Лакост повернулась к нему. Она знала, что он молод и неопытен.

— В Канаде множество нелегальных иммигрантов. Некоторые скрываются. Другие добывают подложные документы, очень похожие на настоящие. Нужно только заплатить немного денег правильным людям.

— Значит, он проник в страну незаконно, — сказал Морен. — А как насчет старинных вещей? Они были украдены? Как они ему достались? Например, эта скрипка или панель из Янтарной комнаты?

— Суперинтендант Брюнель говорит, что Янтарная комната исчезла во время Второй мировой, — ответил Гамаш. — Существует немало гипотез относительно того, что с ней случилось. Одна из гипотез утверждает, что Альберт Шпеер спрятал ее в горах. Между Германией и Чехословакией.

— Правда? — сказала быстрая на ум Лакост. — Предположим, что этот Якоб нашел ее?

— Если бы он ее нашел, то у него была бы вся комната, — возразил Бовуар. — Что, если ее или ее часть нашел кто-то другой и продал Отшельнику?

— Что, если он ее украл? — подхватил Морен.

— Предположим, все вы правы, — сказал Гамаш. — Предположим, кто-то ее нашел. Может быть, много лет назад. И разбил на части. А все, что осталось его семье, — это единственная панель. Предположим, панель доверили Отшельнику, чтобы он вывез ее из страны.

— Зачем? — спросила Лакост, подаваясь вперед.

— Чтобы начать новую жизнь, — вскочил на ноги Бовуар. — Они не первые контрабандой протаскивали семейные ценности через границу и продавали, чтобы начать бизнес или купить дом в Канаде.

— Значит, эту панель дали Отшельнику, чтобы он вывез ее из страны, — сказал Морен.

— А вся коллекция — она что, поступила от разных людей? — предположила Лакост. — От одного — книга, от другого — бесценный предмет мебели или хрусталя или серебряный прибор? Что, если все эти вещи принадлежали разным людям, которые собирались начать здесь новую жизнь? И он контрабандой вывез все это из страны.

— Это может быть ответом на вопрос суперинтенданта Брюнель относительно такого разброса предметов, — сказал Гамаш. — Если предположить, что эти вещи не из одной коллекции, а из многих.

— Никто не стал бы доверять другому человеку вещи такой ценности, — заметил Бовуар.

— Возможно, у них не было выбора, — сказал старший инспектор. — Им необходимо было вывезти эти вещи из страны. Если он был незнакомым для них человеком, они бы не доверились ему. Но если он был другом…

— Как мальчик из той притчи, — сказал Бовуар. — Он предал всех, кто доверился ему.

Некоторое время они в молчании смотрели перед собой. Морен прежде не понимал, что убийц ловят молча. Но так оно и случалось.

Что могло произойти? Семьи ждали в Праге, в маленьких городках, в деревнях. Ждали известий от него. От друга, которому они доверяли. В какой момент надежда перешла в отчаяние? А потом в ярость? И месть?

Неужели один из них догадался, приехал в Новый Свет и нашел Отшельника?

— Но почему он поселился здесь? — спросил агент Морен.

— А почему нет? — ответил вопросом Бовуар.

— Здесь большая чешская община. Если при нем были ворованные вещи, которые он взял у людей в Чехословакии, то разве не лучше ему было держаться от них подальше?

Они обращались к Гамашу, который слушал и думал. Потом он подался вперед и разложил перед собой фотографии резных скульптур. Он вгляделся в ту, на которой были изображены счастливые люди, строящие свой новый дом. Без молодого человека.

— Возможно, лжет не только Оливье, — сказал он, вставая. — Возможно, Отшельник приехал в Канаду не один. Может, у него были пособники.

— Которые все еще живут в Трех Соснах, — сказал Бовуар.

* * *

Ханна Парра убирала со стола после ланча. Она приготовила наваристый суп, и в доме стоял запах, который часто витал в доме ее матери в чешской деревне. Запах бульона, петрушки, лаврового листа, овощей с огорода.

Ее новый, сверкающий металлом и стеклом дом — как он не похож на деревянный домишко, в котором она выросла! Тот был наполнен прекрасными ароматами и привкусом страха. Страха привлечь внимание. Выделиться. Ее родители, ее тетушки, ее соседи — все они прежде жили комфортабельной конформистской жизнью. Боялись, что кто-то увидит их непохожесть, несмотря на ту тонкую пленку, что разделяла людей.

Но здесь все было прозрачным. Стоило им прилететь в Канаду, как она почувствовала необыкновенную легкость. Здесь никто не совал нос в чужие дела.

По крайней мере, так ей казалось. Сверкнувший солнечный зайчик привлек внимание Ханны, и ее рука застыла над мраморной столешницей кухонного стола. К дому направлялась машина.

* * *

Арман Гамаш некоторое время разглядывал стеклянно-металлический куб перед ним. Он читал отчеты о допросах семейства Парра, в которых было и описание дома, и тем не менее вид этого сооружения застал его врасплох.

Дом сверкал на солнце. Не ослеплял, но сиял так, будто находился в несколько ином мире. В мире света.

— Как красиво, — сказал Гамаш, у которого перехватило дыхание.

— Вы еще посмотрите, что там внутри.

— Пожалуй, так я и сделаю.

Гамаш кивнул, и вдвоем с Бовуаром они двинулись через двор.

Ханна Парра впустила их, взяла их куртки.

— Старший инспектор, рада вас видеть.

В ее голосе слышался небольшой акцент, впрочем, говорила она на прекрасном французском. Так говорят люди, которые не только выучили чужой язык, но и полюбили его. А каждый произнесенный ею слог свидетельствовал об этом. Гамаш знал, что язык неотделим от культуры. Что одно без другого вянет. Любовь к языку свидетельствовала об уважении к культуре.