Жестокие люди - [56]

Мама сама отвезла меня к Осборну. Она избрала самый кошмарный вид молчаливого выражения своего одобрения – она стала петь. Ей казалось, что будет здорово, если она поставит кассету с каким-то старьем. «Помогите! Мне нужен человек…».

Мама обожала «Битлз». Довольно странный выбор. Она очень гордилась тем фактом, что когда она училась в средней школе, то однажды сбежала в город, чтобы попасть на концерт знаменитой четверки. У нее просто в сознании не укладывалось, что группа распалась. Я решил, что лучше не поднимать вопрос о том, почему она не ставит те песни, в которых ее торчки поют о ЛСД или героине. «Помогите!» – опять запела мама.

Осборн был чрезвычайно богат. На пути к его дому мы встретили восемь сельскохозяйственных рабочих. Потом еще шесть человек, которые косили газон. В саду работали три японца (Джилли утверждала, что, по словам Двейна, они были гомосексуалистами и даже были женаты по какому-то восточному обычаю – «Пока смерть не разлучит нас» и все такое – эта история меня действительно заинтересовала). Наконец, из будки у ворот, которая была частью кирпичной ограды высотой в два метра, окружавшей дом Осборна и английский сад, выглядывали два охранника. И все это – в выходной день.

Мама въехала в мощенный булыжником внутренний двор перед домом. Сам дом был слишком большим, чтобы назвать его просто большим, и слишком маленьким, чтобы назвать его грандиозным. Водитель в униформе укладывал чемоданы в темно-бордовый длинный «Мерседес». Мама по-прежнему молчала. Она ждала, что я сделаю первый шаг. Я же был готов высказать ей все прямо сейчас, пусть даже к окну подойдет Осборн и все услышит. Потом вспомнил о том, что Майя пообещала мне преподнести какой-то сюрприз, глубоко вздохнул и порывисто обнял маму за шею.

– Мам, прости меня. Ты права насчет выпивки. Я сделал ошибку. Честное слово, если я сделаю это еще раз, то прямиком отправлюсь в ад. – Мама начала плакать еще до того, как я упомянул о преисподней.

– Милый мой мальчик, это все, что мне было нужно. – Мне это было прекрасно известно, и именно поэтому я врал так беззастенчиво. – Просто я беспокоюсь о тебе, и хочу, чтобы ты был счастлив…чтобы мы были счастливы… и сейчас, и потом.

– Знаю, мама. – Удивительно, но, когда она, плача, обнимала меня, мне было очень хорошо, и в то же время у меня было такое чувство, что я не просто сказал то, что думаю, а действительно обрек себя на вечное проклятие.

– Все у тебя будет хорошо, Финн. – Я в этом вовсе не был уверен. – Позвони мне, чтобы я приехала и забрала тебя, когда вы закончите. – Мама протянула мне трость, которую я должен был отдать мистеру Осборну.

– Мама… – Она взглянула на меня вверх, когда я выходил из машины. – Я все еще под домашним арестом?

– Нет, Финн, конечно, нет. – Когда она покатила назад, и я услышал, как она начинает напевать еще какую-то дурацкую песню «Битлз», то чувство вины мгновенно исчезло.

Дом Осборна занимал площадь, приблизительно равную половине городского квартала. У него было шесть колонн, крыша, словно у древнегреческого храма, и фонтан размером с бассейн – с бронзовыми нимфами и еще каким-то типом, который держал трезубец. Все это напоминало мне декорации, оставшиеся после съемок фильма о гладиаторах. Когда я шел к входной двери, то вспомнил, как в «Спартаке» они говорили: «Идущие на смерть приветствуют тебя». Не успел я дотронуться до кнопки звонка, как массивная бронзовая дверь со скрипом приоткрылась. Мне стало страшно. Это была жена Осборна. Она была одета в черный брючный костюм с большими белыми пуговицами. А на лице у нее сияла улыбка – губы были накрашены кроваво-красной помадой. При свете дня она меньше напоминала мумию, скорее – старшую злобную сестру Круэллы де Виль.

– Здравствуйте, меня зовут Финн, – сказал я, протягивая ей руку. Но вместо того, чтобы пожать ее, она мягко взяла меня за подбородок и повернула мое лицо к свету, после чего пристально уставилась на меня через очки, которые висели на ее шее на украшенной драгоценными камнями золотой цепочке.

– Сходство небольшое, но, судя по тому, чему я была свидетелем вчера ночью, ты унаследовал его гормоны, в этом не может быть никакого сомнения. – Руки у нее были холодные и влажные.

– Вы знакомы с моим отцом?

Она рассмеялась и отпустила мой подбородок.

– Да. И настолько близко, насколько это вообще возможно.

Ничего себе! Мне было трудно представить, что папа, который так свежо выглядел в этом фильме про яномамо, может иметь что-то общее с этой засушенной виноградиной миссис Осборн. Впрочем, я прожил в Флейвалле достаточно долго, чтобы понять, что здесь вообще все возможно. Одно я знал наверняка: она говорила о чем-то, о чем я и понятия не имел, и вовсе не был уверен, что хочу об этом знать. Дворецкий Герберт стащил с лестницы круглую коробку, и вручил ей сумочку с логотипом фирмы «Hermes». Первый раз в жизни я увидел дворецкого. Вообще-то, он был больше похож на дипломата: только униформа его выдавала.

Миссис Осборн набрала несколько цифр на замке сумки, открыла ее и проверила содержимое. Лежащих там брюликов хватило бы на то, чтобы украсить витрину в магазине «Тиффани». Тогда она с довольным видом захлопнула сумочку и крикнула через плечо: